Павел Мухортов - Повести и рассказы

— Это статья о вас и о ваших делишках, не совсем мелких, но достаточно грязных, чтобы предоставить их на суд общественности. И не только статья в газету. Скажу ясно и прямо — уголовное дело. Реальных свидетелей ваших махинаций двое, остальные появятся, когда дело раскрутят. И еще маленькая преамбула: я решил посвятить себя журналистике и, может и нечестно это, но пришлось перевоплотиться в злостного спекулянта. Материал готов. В нем не только факты ваших преступлений, но и психологическое оправдание вами своих же действий. То есть… слушайте…

Генка с внушающим и подчиняющим себе спокойствием начал читать. И каждая строчка больно хлестала кнутом, глубоко, беспощадно. Ходанич курил, сигарета перескакивала из одного угла рта в другой; от ярости он жевал фильтр. Покачиваясь, машина неслась не так ровно как обычно. Нервозное состояние хозяина передавалось ей. Ходанич все меньше следил за дорогой, и все больше смотрел на Ткачука. Хомяков метался по заднему сидению. Глаза его беспомощно бегали по впереди сидящим. Иногда он заглядывал через плечо Геннадия, и от дерганья машины падал на спинку сидения.

Когда Генка перестал читать, перевернув последний лист, сложил стопочкой фотографии и закрыл в дипломате, они уже мчались по загородной трассе. Стрелка спидометра уперлась в последнюю цифру на шкале. Геннадий поражался собственному спокойствию.

— Значит, эта стерва, Светлана, — процедил сквозь зубы Ходанич, — тоже с тобой!? Заодно! — И он нервно засмеялся, почти как припадочный. — Ты дурак, Ткачук! — Ходанич вытащил из кармана рубашки измятые бумажки — чеки, среди которых спрятались доллары, и выпихнул их в окно. Они взвились, как тропические бабочки, и запорхали над шоссе.

— Ну, а со Светланой у нас будет разговор отдельный, проще, чем с тобой, и тех лиц, о которых ты упомянул, никто не заставит сказать ни единого слова! Они стреляные волки! — Он противно сплюнул прямо в машине. — Да и тебя можно заставить замолчать!

Хомяков, встревоженный более всех происходящим, вдруг отчаянно завизжал: — И в правду говорят: бойся быка спереди — у него рога, лошадь сзади — у нее копыта, а журналиста — с четырех сторон!

— Заткнись! — злобно прогремел Ходанич. — Не распускай нюни, щенок! Это не журналист, а в газете над его письмом будут долго корпеть, потом проверят факты и ничего не найдут. Если, конечно, письмо туда дойдет. — Он многозначительно, но дико посмотрел на Геннадия. — Отправить бы тебя к твоей Лене! К шлюхе дворовой! Да не тянет на мокрое!

От ярости лицо Генка залилось краской.

— В асен!

Хомяков дернулся.

— Забери у него дипломат!

Генка не шелохнулся. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Сядь на место!

Хомяков быстро отдернул протянутую было руку.

— Забери! — спокойно и твердо повторил приказ Ходанич.

Почувствовав себя меж двух огней, Хомяков отпрянул и забился в угол. Тогда Ходанич сам протянул руку к дипломату. Генка быстрым, но не спешащим движением поставил чемоданчик под ноги и тоном доброго советчика напомнил Олегу: — Следи за дорогой. Ты прекрасно понимаешь, что тебе я ничего не отдам. Ибо здесь, — он похлопал по дипломату, — спасение многих душ, втянутых в большую и грязную игру денег. Может и ваше спасение, в чем я, честно говоря, сомневаюсь. «Да, долго ждать не пришлось. Теперь можно переходить к делу. Не ожидал такого… Тайна почти в моих руках».

— Хорошо…, — по виду Ходанича было заметно, что он принял последнюю попытку и выполнит ее во что бы то ни стало. Нога отпустила педаль акселератора, однако машина, не замедляя хода, катилась по инерции.

— Мы будем тебя бить, да Васен?

— Да…, — с мелочно–робкой злобой пролепетал он.

— Возможно больно. И заставим съесть эти бумажки. А фотографии съест твоя сообщница. И самое ужасное: съест она их на твоих глазах! И ты не пикнешь! И ты будешь молчать! В противном случае тот человек, о котором ты пишешь, что он занимается валютными махинациями, заявит о своем сообщнике. Фактики? Найдем! А знаешь кто будет сообщником? Угадал! Ты! И свидетели найдутся! И тогда будем сидеть в тюрьме. Представляешь, какая розовая жизнь!

Генка расхохотался: внутри шла напряженная мозговая работа. Он отчетливо сознавал, что столь удачно задуманная операция шла, как по маслу. Ткачук не сомневался, что Ходанич выполнит задуманное, и не сомневался в том, что подлец клюнет на «спасительный крючок», так как выполнять задуманное ему нежелательно. Пора… Так мой первый вопрос, в лоб или…» В создавшемся положении на коне сидел не Ходанич, и хотя правда доказывается очень долго, легче ее показать, чем доказать, но она остается прав-