Павел Мухортов - Всякая всячина. Маленькие истории, возвращающие нас в детство

Пораженные услышанным, мальчики стояли в молчании. Потом все вместе вышли из парка.

— Ну, где же вы живете? — спросил Александр Петрович — Пойду — вас провожу, да и сам отправлюсь домой.

— Да нет уж, мы сами.

Жаль было расставаться с мальчишками и, вдруг, как искра, блеснула мысль в голове старого фронтовика.

— Ребята! У меня есть предложение: давайте будем собираться вместе, и, если пожелаете, вам буду что–то рассказывать, заодно и научу чему–нибудь. Например, как не заблудиться в незнакомом лесу. Как определить расстояние до любого объекта, научу вас карты читать, да хотя бы портянки наматывать или костер правильно разжигать, — все это пригодится и в жизни и в армии, ведь скоро и вы уйдете служить Родине. В общем, организуем что–то вроде кружка юного разведчика.

— Давайте, Александр Петрович, мы с удовольствием, — хором раздались голоса.

— А потом, если захотите, можно будет в ДОСААФ с парашютом прыгнуть, только придется попотеть на тренировках.

— А когда будем собираться? — прямо спросил Виктор.

— Да хоть завтра… Завтра в семь вечера, идет?

— Идет! — радостно ответили ребята.

— Ну вот и хорошо. Итак, завтра в семь. Не забудьте и захватите с собой Леху…

И Александр Петрович быстро зашагал к дому. Оглянувшись, он увидел как почти вприпрыжку полубежали к себе во двор мальчишки и о чем–то громко спорили. До фронтовика отчетливо донеслось: — Вот тебе и инфарктик. С этими словами высокий белобрысый Виктор дал кому–то подзатыльник, получил такой же, и ребята, гоняясь друг за другом, вбежали во двор.

1983 г.

Воскресенье. Утренний киносеанс. В фойе шумная ватага детей.

— Эй, худой, одолжи десять копеек, — двенадцатилетний крепыш на вид старше своих лет с лицом как огурец склонился над ухом сверстника у билетной кассы.

— Иди ты…, — не менее резко ответил худой.

Крепыш отошел, а худой, взяв билет, направился к выходу в кинотеатр. Сильный пинок заставил оглянуться. Перед ним, повиснув на шее рослого парня, скалился «стрелявший» деньги.

— Ну ты че, сопляк!? Еще один пинок.

Худой сжал кулаки. Вокруг сновали незнакомые девочки, мальчики с деланным видом, словно не замечая происходящего. Но худому кажется, что в душе они рады — это их не касается, — даже смеются… Он в надежде пошарил глазами по сторонам: из своих никого, только за спинами крепыша и опекуна еще пять человек, ждавших сигнала.

Еще пинок. Худого затрясло. Не выдержав позора, он, будто разорвав сдерживающую веревку, вцепился в толстый свитер обидчика, и тот, не успев опомниться, распластался на мраморных плитах. Удар следовал за ударом. Худой бил с остервенением. И даже, когда его оттаскивали студенты в стройотрядовской форме, беспощадно месил воздух. Друзья растерянно глазели.

Худой успокоился, перестал рваться к врагу, достал из кармана билет и нырнул в зал к друзьям, а побежденный с опекунами остался внизу.

— Огурец, это позор! Как он тебя.

— Огурец, я бы его по стенке размазал!

— Теперь нельзя. Огурец, отступать. Ты позоришь всех нас.

— Хорошо, я найду его.

Мальчишка, под кличкой Огурец, подталкиваемый в спину старшими товарищами, поплелся за худым. Тот стоял в зале в окружении каких–то ребят. Огурец оценил их помощь.

— Не бойся, мы подпишемся! — услышал он сзади. Крепыш действительно боялся, но не тех, с кем стоял худой пацан, а его самого: в душе он жалел, что выбрал в «жертву» этого психа. Подобрался, похлопал по плечу, тот ничего не подозревая, обернулся… Но удар в челюсть у Крепыша не получился. Обернувшийся мгновенно среагировал и отвел голову назад, и тут же левой заехал Огурцу в зубы. Враг отлетел и больше не подходил. Худой тоже не бросался, стоял и ждал.

Стеной подошли те, кто стоял за крепышом. У худого тоже образовался заслон: его одноклассники. Как две древние армии, выровнявшиеся ровными фалангами перед боем, стояли ребята друг напротив друга. Впереди каждой группировки, как выбранные для поединка, богатыри — виновники инцидента. Те, кто были за крепышом, поняли: если сделают хоть шаг — дело кончится свалкой, а в зубы получать не хочется. Худой это понял тоже, но по–своему: за что страдать остальным?

— Послушай, — он обратился к Огурцу. — Пойдем один на один!? Глаза Крепыша, маленькие и хитрые, забегали по сторонам, он не знал, что ответить.

— Иди, иди…

— Иди…, — советовали ему за спиной. Он долго мялся, чувствовалось, отказаться боялся, но… отказался: