Леонид Гартунг - Зори не гаснут

В будни с Надей мы видимся только мельком. Забежит на минуту, клюнет в губы, поиграет любящими пальцами в волосах и исчезнет. Вечно она куда-то торопится. Новая работа все сильнее захватывает ее.

Изредка захожу к ней. Сидит в кухне, обложившись зоотехническими учебниками, таблицами рационов, чертежами.

— Переходим на электродойку, — рассказывает она. — Уже привезли доильные аппараты. Строят вакуумную установку. Ты знаешь, мне все больше нравится. Оказывается, совсем не просто стать хорошей дояркой.

Меня радует, что исчезло в ней чувство разочарования в себе, которое я замечал в ней в конце лета.

Погрызова тиха, как осенний пасмурный день. Внешне молчалива, равнодушна, но что-то готовит, плетет против меня. Узнал об этом случайно, зайдя к Елагину. У него обострение процесса. Лежит он, напуганный, бледный. Температура повышенная. В легких прослушиваются свежие очаги. Решил направить его в больницу.

Когда уходил, Светлана остановила меня.

— Виктор Петрович, предупредить вас хотела.

— О чем?

— Ольга Никандровна приходила. Уговаривала подписать заявление.

— Какое?

— На вас. В больницу. Пишет, что вы моего мальчика загубили.

— А вы что?

— Выгнала ее. Но это не все. Она говорит, что у вас моральный облик не в порядке. — Светлана усмехнулась недобро: — Что вы женаты и, простите… в то же время с Надей… Рассказывает, что собственными глазами видела.

— И не женат я, и ничего она не видела…

Светлана глянула просветленно.

— Я так и думала. — И тотчас же прибавила зачем-то: — Впрочем, вы человек взрослый, сами за себя отвечаете.

Насчет того, что я услышал о Погрызовой, мне хотелось посоветоваться с Новиковым. Даже пришел к нему домой, но потом говорить раздумал. Стыдно беспокоить его такими мелочами. Говорили о работе детсада, о том, что задерживается строительство больницы.

Новиков последнее время как будто помолодел. Не заметно выражения усталости в глазах, сутулая спина расправилась. В нем светится какая-то глубоко скрытая радость. О причине ее догадался я, когда зашел к нему. Первое, что бросилось в глаза, — это обжитость той квартиры, которую я летом видел почти пустой. Вместо газет — на окнах тюлевые занавески. Книги не лежат на подоконниках, а аккуратно расставлены на новой книжной полке. Обстановка пополнилась и гардеробом, и венскими стульями, но одна обнова понравилась мне больше всего: в спальне одна кровать была отодвинута в сторону, и на ее месте стояла никелированная, сияющая детская кроватка с шелковой сеткой и красной погремушкой, привязанной к изголовью.

Оксана пополнела, походка у нее стала осторожнее, тяжелее.

Очень удивило меня, что болезнью Елагина заинтересовался старик Валетов. Опять приходит мысль, что он чем-то связан с ним или со Светланой. Но чем? Повстречался он мне на улице, в своем черном длинном пальто и черной фетровой шляпе, похожий на ворона. Он слегка волочил ноги, обутые в теплые боты. Глаза бледные, зеленоватые, как будто наполненные стоячей водой, оживились при виде меня.

— Э… э… Виктор Петрович! — окликнул он меня, делая вид, что не сразу вспомнил мое имя. Небрежно, словно между прочим, заговорил: — Извините, я на секундочку. Вы, кажется, пользуете некоего больного, Елагин его фамилия. Так вот, я намеревался навести справочку. Относительно, так сказать, шансов на его скорейшее выздоровление…

— А зачем вам?

Не понравилась мне его скороговорочка, лживая участливость. Заметив мою холодность, он стушевался.

— Слышал я, что он плох, так я просто из человеческого сочувствия. Если невозможно, можете умолчать. Не смею настаивать.

На этом наш разговор кончился, но через два дня он появился в моем кабинете. Я думал: он снова заговорит о Елагине, но ошибся.

— Собственно, я не о себе, — проговорил он.

— Присаживайтесь.

— Не стоит. Я не о себе пекусь.

В глазах его тревога.

— О ком это?

— Местный участковый. Вероятно, он вам известен.

— Зарубин Павел Арсентьевич?

— Так точно — он.

— Что с ним?

— Затрудняюсь определить. Измерил ему температуру. Тридцать девять градусов. Он намеревался выйти на работу и даже упорствовал, так что я вынужден был запереть его и проследовать к вам.

— Я приду.

— Только прошу вас, не забудьте.

Дом Валетова стоял в конце переулка, ведущего к лесу, Построено здесь было всего два дома: в начале переулка дом с мезонином, с резьбой и нарядным крыльцом — Андрея Окоемова. Дом еще без печей, с незастекленными окнами. Над крышей флюгер, на воротах табличка «№ 1».