Михаил Однобибл - Очередь

«Мы с тобой раньше встречались! – вдруг сказала женщина, пока учетчик медленно ел ложечкой из стакана и боролся с желанием проглотить все разом. – Весной во дворе Ко.5 тебя бегом вели на допрос, я не дала дорогу, замешкалась, и ты по мне пробежал. У меня тело мягкое, белое, до сих пор на спине синяки». Учетчик с закрытым ртом сочувственно кивнул: он этого не помнил, в любом случае, он не по своей воле причинил ей боль. Женщина поняла и махнула рукой: «Что было, то быльем поросло. Не стоит вспоминать давние обидки, когда от последних событий впору схватиться за голову. Страшно стало в городе. И как же он тесен! Думаешь: вот новый человек, а приглядишься и видишь, что человек старый».

Пока учетчик ел, женщина за компанию с ним с пулеметной быстротой щелкала семечки. После того как учетчик благодарно вернул дочиста выскобленный стакан, она угостила его семечками. Он спешил в путь и отказался. Тогда собеседница, не меняя ни позы, ни тона, буднично сообщила, что дальше на его пути кольцо погони замкнулось и его подстерегает засада. Спокойно, не мигая, смотрели на учетчика блеклые серые глаза, к нижней губе, женщина этого не замечала, прилипла подсолнечная лузга.

Учетчик живо обернулся, но не туда, откуда, по словам прохожей, исходила угроза, а в противоположную сторону. Его догадка была верной! В ста метрах ниже, под слепой стеной дачи, он только что ушел оттуда, стояла группка мужчин и женщин разного роста и возраста, иные почти дети. Они переминались на месте, не пытаясь приблизиться, а когда учетчик взглянул на них, стали ему салютовать. Верзилы с учтивым поклоном прикладывали к сердцу ладонь, коротышки, чтобы не отстать, подпрыгивали и приветственно вскидывали над головой сцепленные в кулак руки.

«Понятно. Либо на свой страх и риск уходить от погони, либо идти на переговоры с авторитетами, – хмуро сказал учетчик. – И ты одна из них». Женщина опустила глаза и мягко, но уверенно возразила: «Фактически переговоры уже ведутся. До формального начала процедуры и выдвижения условий разумно устранить лишние помехи, чтобы не мешали пониманию. Как говорится, накорми, дай отдых, а потом спрашивай. Что я и предлагаю. Накрытый стол, покойный теплый ночлег – все это близко, все возможно. Я уже не говорю о том, что на даче ты защищен от стихийной расправы очереди. Пока ты с нами, с твоей головы волос не упадет. Обо всем прочем, о предмете переговоров разумнее потолковать позже, на свежую голову. Ты не спал двое суток».

Учетчик неудержимо зевнул. Как ни осторожно он пил и ел, его разморило. Но он ни в коем случае не должен был терять сосредоточенность. Об авторитетах он пока знал одно: они хорошо осведомлены. Значит, они были в курсе того, как очередь обманывала учетчика. Более того, они могли быть закулисными вдохновителями этих обманов, на то они и авторитеты. В данную минуту учетчик не знал их намерений и действительных полномочий. Внешний вид делегации не внушал доверия. О том, что они авторитетны, учетчику сказал Немчик. Он дал им скупую, ироничную в недосказанности характеристику, но в целом одобрял переговоры с ними. Немчику учетчик верил безоговорочно. Но Немчик, несмотря на всю свою рассудительность, был ребенок, на его наивности могли сыграть матерые интриганы. В очереди предостаточно стояльцев, ненавидящих учетчика лютой ненавистью. Словом, он вынужден был выбирать из двух неизвестностей: или войти в резиденцию авторитетов, похожую на тюремный острог, или искать счастья в попытках вырваться из кольца погонь. Так как последние дни учетчик вел войну нервов в музее, взаперти, теперь он предпочел борьбу на открытом воздухе.

Женщине он не сказал о сделанном выборе и встал, чтобы уйти. Разве могла пожилая неуклюжая тетка преградить ему путь! Но она сумела. От ее следующих слов учетчик замер как громом пораженный. «Ты все такой же неуступчивый, Чугушок! – сказала женщина и подала листок, сложенный треугольником. – Вот моя верительная грамота. Авторитетнее того, кто ее дал, для тебя нет и быть не может. Я с непривычки ногу натерла, пока за реку ходила. Но не зря. Я тебя еще за городом изучила. Чувствовала, без бумажки не обойтись, и сердце меня не обмануло. Хотела передать в более доверительной обстановке, но ты рассудил иначе. Узнаешь почерк?»

«Кто ты?» – растерянно пробормотал учетчик, бессильно глядя в дряблое лицо авторитетки. Но раскрытое письмо заставило его забыть обо всем. Учетчик не спутал бы этот почерк ни с одним почерком в мире, хотя рука писавшего уже заметно дрожала от старческого холода. И с первых строк учетчик узнал мысль и манеру выражения. Письмо не могло быть подделкой.