«Можешь оставаться в постели, умывание и обед тебе принесут, – деловито заговорила стряпка и опустила вязание. – Так будет удобнее для всех. Время поджимает. Ты проспал дольше суток. Дело к вечеру, осенний день короток, переговоры без протокола не ведутся, а лампами мы не пользуемся, чтобы не привлечь внимание соседей. Как ни зашторивай окна, нечаянная полоска пробьется. Мы также не топим печь, чтобы не выдать себя дымом. Говорю к тому, что обед тебе дадут холодный. Надеюсь, такая мелочь не вызовет раздражения и не повлияет на ход переговоров». В ответ на слова стряпки учетчик до носа натянул перину, под ней он нежился в тепле и чувствовал себя отчасти внутри письма. Когда рядом поставили на табурет таз с водой, учетчик сел в постели, умылся и вытерся махровым полотенцем. Оно было шикарным, но ветхим, липло к рукам мокрой пылью.
С наслаждением, не спеша, учетчик резал мельхиоровым ножичком желтое антоновское яблоко и медленно отправлял в рот тонкие просвечивающие дольки. Стряпка рассказывала, зачем учетчика позвали на переговоры.
Причиной стало его пагубное влияние на взаимоотношения очереди и штатных городских служащих. Учетчик непонятным образом затесался между ними. Посторонняя, пришлая личность, он попал в орбиту интересов служащих, стал влиять на них, через них на ход очередей и даже, как предполагают авторитеты, на кадровые решения, что совершенно нетерпимо, так как подрывает основы четвертьвекового уклада городской жизни. До появления в городе учетчика два разных мира, трудоустроенные и безработные, сообщались исключительно на приеме в отделах кадров. Но учетчик с первого дня нарушил правила, заговорив с шофером автобуса. Потом учетчик прошил очередь навылет: зашел в подъезд, а вышел через пролом в стене здания, чем посеял уныние и смуту среди добросовестных стояльцев. По милости учетчика дворничиха и Рима стали бунтарками и оказались вне закона, им самим не пришло бы в голову рвать конвойный ремень. Далее, учетчик зашел в музей, и это привело к противостоянию могущественных учреждений, музея и райотдела права. Раздоры вспыхнули и внутри музея. Хотя смотритель отстоял неприкосновенность укрывшихся в музее, против них возмутилась сторожиха, до сих пор безропотно и бескорыстно помогавшая смотрителю. Формально сторожиху оскорбила Рима, но девчонка начала дерзить под влиянием учетчика. Сторожиха с ее колоссальным опытом прекрасно это поняла и отомстила за оскорбление учетчику: шепнула о его местонахождении шоферу. Тот уже несколько месяцев ищет встречи с учетчиком. Вообще-то шофер в музей не ходит, он не охотник попусту глазеть на вышедшую из употребления старину. Но вчера по указке сторожихи нагрянул. Счастье, что учетчик в это время уже спал на даче под присмотром авторитетов!
«Если бы ангелы очереди не вывели тебя из здания, страшно представить, какой безобразный спор за тебя мог вспыхнуть между смотрителем и шофером! – в волнении говорила стряпка. – Оба привыкли добиваться своего. Замшелый обычай музейной неприкосновенности шофер не чтит вовсе. Зато он страшно зол на тебя. На его месте кто угодно взбеленился бы! Сначала ты запрыгнул в автобус и упросил шофера, а через него и саму Зою Движкову организовать лично для тебя тайную кадровую приемную, чтобы трудоустроиться вне очереди. А потом, когда по дороге в условленное место тебя перехватили на речной переправе и ваш план не по вине шофера сорвался, ты зачем-то разболтал всему городу о неудавшемся замысле. Ты вынудил солидных служащих оправдываться в том, чего не было, выставил их на посмешище, может быть, по глупости, но им от этого не легче и тебя это ничуть не извиняет. Движкова в шоке, она выбита из колеи и до сих пор не возобновила прием, работа самого бойкого, 19 отдела кадров парализована. Твоя родная второподъездная очередь точится по капле через соседние отделы. Шофер, естественно, отрицает, что обещал тебя тайно трудоустроить, и требует очной ставки с тобой. Архивщица, наоборот, жаждет предотвратить вашу встречу. Может, потому, что задача райотдела, где она служит, не разжигать, а тушить конфликты, может, почему-то еще архивщица делает все, чтобы ты сгинул и замолчал. У нас в очереди голова кругом, как поступить, чтобы еще сильней все не запутать, не вызвать еще большее неудовольствие служащих. Куда ни кинь, всюду клин! Втайне от служащих удалить тебя из города – значит оставить Движкову униженной и неотомщенной. Организовать шоферу очную ставку с тобой – прогневить архивщицу. Отдать тебя во власть архивщицы тоже плохо, тебя арестуют и погонят по этапу, а это огорчит смотрителя, он и сейчас подозревает, что вы с Римой не по своей воле покинули здание, что вас выкурили музейные бабы. Это я только страсти служащих перечислила. А есть еще незатихающие волнения очереди, требующей на сходках твоего немедленного свинцевания за измену очереди и попытку тайного трудоустройства. В общем, намотал ты клубок: за какую ниточку ни потяни, на чьей-нибудь шее затянется. Давай вместе думать, как быть».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу