Видя по телевидению ненормальное возбуждение молодых людей во время концертов рок-звезд, Вадим, разумеется, не отождествлял с ними Лину. Кстати, слушая музыку, она не впадала в экстаз, просто лицо ее становилось отрешенным, огромные глаза заволакивались голубой дымкой, иногда в такт мелодии пристукивала ногой о пол — вот, пожалуй, и все зримые проявления ее экстаза. Лина находилась в расцвете своей женственности, Вадим уже давно привык, что на нее оглядывались мужчины на улице, и Том Блондин, вскруживший ей голову, может своей победой гордиться, он покорил не сопливую глупую девчонку, а зрелую женщину, тонко разбирающуюся в современной музыке. И Лина не унизится до того, чтобы вместе с десятками поклонниц столичного барда толпиться у выхода с афишками в руках, лишь бы увидеть вблизи волосатого кумира, дотронуться до него, попросить автограф. Тут что-то произошло иначе, по-другому… Пришла в голову мысль сходить к ее подружке из нарсуда и потолковать с ней, но что это изменит? Еще не известно, что она расскажет, но уж в душе обязательно посмеется над ним. Женщины всегда немного презирают брошенных мужчин, бывает, жалеют, но в этой жалости еще больше унижения, чем в откровенном презрении.
Уехать, как можно скорее покинуть Великополь! Ладно, можно убежать из города, даже из страны, но разве от себя-то убежишь? От своих мыслей, воспоминаний? И все-таки Вадим не удержался и перед отъездом в Ленинград зашел в нарсуд, где работала тоже секретарем у другого судьи Нина Лунева — подруга Лины и такая же одержимая любительница рок-музыки. Она часто бывала у них в доме и казалась Вадиму довольно приятной женщиной с легким покладистым характером. Он специально зашел к концу рабочего дня, чтобы поговорить с ней без помех. У Нины был семилетний сын, а с мужем она развелась три года назад. Неудачное замужество ничуть не испортило ее веселого характера, даже о своем бывшем муже она рассказывала без всякой злости и иногда встречалась с ним, а уж сына тем более не настраивала против отца.
В Великополе на ветвях высоких тополей и лип набухли почки, даже запах автомобильной гари не забивал ароматы наступающей весны. Чистая и Грязная уже освободились ото льда, молодая трава на берегах казалась свежепокрашенной, освещенные солнцем пятиэтажные жилые дома сверкали вымытыми окнами — приближался Первомай, и город готовился к празднику — на балконах громоздились серые ящики, лыжи, велосипеды, на натянутых веревках трепыхалось белье. Двухэтажное старое здание нарсуда находилось на высоком берегу Чистой, а за ней зеленел холм с красной разрушенной часовней. На ее карнизе выросли тонкие деревца, из кирпичных расщелин лезла трава. Когда-то там была старинная крепость, окруженная неприступной стеной, но в войну крепость окончательно разрушили, кирпичные стены взорвали, а когда город восстанавливался, каменные глыбы основания пошли на фундаменты жилых домов. Городские власти планировали в крепости открыть парк, поставить обзорное колесо, другие аттракционы, но пока, видно, руки до всего не дошли. В крепости вечерами уединялись парочки, а днем располагались на лужайках пьяницы.
Нина убрала папки с делами в высокий канцелярский шкаф, она одна была в комнате. Увидев Вадима, улыбнулась и сказала, что очень рада его видеть, но в улыбке ее промелькнула какая-то виноватость, будто она и себя считала ответственной за дикий поступок Лины.
— Я теперь холостяк и даже сегодня не обедал, — бодро проговорил Вадим, — Пойдем куда-нибудь поужинаем?
— Ты знаешь, я сегодня…
— Знаю, — перебил Вадим, — Ты сегодня занята, у тебя свидание и еще куча разных дел… Мне нужно поговорить с тобой, Нина, я в ночь уезжаю отсюда. Навсегда.
— О чем говорить, Вадим? — отвернувшись к маленькому зеркалу и подкрашивая губы, произнесла Нина, — Для меня самой все это, как снег на голову!
— А для меня — землетрясение, катастрофа, — неестественно бодрым голосом подхватил он. И даже попытался улыбнуться, но сам почувствовал, что улыбка получилась кривая.
— По тебе не заметно, — сказала она. — Трезвый, молодой и красивый…
— Может, и впрямь напиться?
Они вышли на высокое каменное крыльцо с выщербленными ступеньками. Нина прижмурилась от солнца, сделала движение рукой, будто отгоняла от лица муху. Ей было около тридцати, у серых глаз уже появились тоненькие морщинки, от сидячей работы немного сутулилась, рассеянно щелкнула замком сумочки, потрогала начатую пачку сигарет, но закуривать не стала, видно, вспомнила, что Вадим не курит, да и на улицах тогда женщины еще не курили. Светлые волосы у Луневой коротко пострижены, в ушах каплевидные золотые сережки.
Читать дальше