Грэм Джойс - Темная сестра

И вот опять:

Джерард приходит и делает мне доску для очага, ведь он добрая душа, а я делала для него и то и это и для всех его детей, и он говорит, что боится за меня. Он предупреждает меня — у них что-то на уме, он слышал все их разговоры, и они нападают на всякого, кто теперь пытается за меня заступиться. И он говорит, было бы лучше, если бы я ушла, но куда я пойду? В моем возрасте, с той малостью, что я нажила, мне некуда идти.

У меня только и есть что мой дом и еще совсем немного.

Джерард старается меня утешить, но нет для меня утешения. Лучше бы я послушала А., которая все это предсказывала, и никому бы не помогала, если такова благодарность. И откуда вся эта ненависть между людьми?

А ночью я услышала шорох, спустилась и увидела пламя в прихожей. Они намочили коврик и просунули его сквозь почтовый ящик, и огонь перекинулся на занавески у входа, и кто знает, что было бы, если бы я его не потушила. И что дальше?

Почему они сжигают все, что им непонятно? Неужто это потому, что я одна среди них знаю то и это? Знаю все их делишки, и проступки, и злодеяния, когда они приходят сюда и мне рассказывают? Помоги мне зачать от этого мужчины, помоги мне избавиться от ребенка от того. Неужто это потому, что я знаю их всех? А ведь все, что я когда-либо делала, — была среди них нежной птицей со смелым сердцем, черным дроздом, что помогал им то здесь, то там. А. плюет и называет меня дурой и говорит, что есть только один выход. Сегодня я пойду с А. и поменяю обличье, какими бы ни были последствия.

В дневнике была одна последняя запись. Тонкий каллиграфический почерк стал рыхлым. Не хватало обычной для дневника последовательности. Чувствовалось, что автор дневника в истерике.

Я отведала огня

Я отведала огня и он жжет мое дыхание

Он испепелил мои слова и у меня их не осталось

Нет слов

Я отведала огня.

Это была последняя запись Беллы в дневнике. Затем следовали пустые страницы. Не сохранилось никаких сведений о ее судьбе. Алекс закрыл дневник и отложил его в сторону. Он посмотрел на тусклый красный огонь, мечущийся за решеткой, — под дымоходом, в котором они когда-то нашли дневник. Алексу показалось, что это было очень давно.

Однажды Мэгги встала с постели и спустилась вниз. Не говоря ни слова, она окунулась в домашние заботы: стала мыть полы, стирать белье, протирать стены.

— Ты не должна этим заниматься, — сказал Алекс.

— Знаю, Алекс. Но мне нужно что-то делать, чтобы выйти из этого состояния. Если буду и дальше лежать в постели, то сойду с ума.

Алекс кивнул. По крайней мере, он начал узнавать прежнюю Мэгги, но выглядела она такой хрупкой и больной, что ему хотелось только одного: чтобы она отдыхала.

— У тебя масса дел на раскопках в замке. Возвращайся на работу, она ведь у тебя еще есть. Не забывай, тебе нужно кормить семью.

Мэгги в очередной раз сделала вид, что ест, хотя это была чистая показуха. Но Алекс позволил себя убедить, чтобы вернуться к работе. Мэгги все еще сторонилась детей, в особенности Эми. Иногда Алекс замечал, как пристально она наблюдает за ними, когда они играют или заняты еще чем-то. Тогда он отвлекал ее, и она вроде бы приходила в себя. Но дети чувствовали в Мэгги затаенную враждебность и предпочитали держаться от нее на расстоянии.

— Скор будь, Джек, ловок будь, Джек, — пробормотала Мэгги как-то раз.

— А? — спросил Алекс.

— Что?

— Ты что-то сказала?

— Кажется, нет.

Мэгги смотрела на пламя. Дети были в постели, а Алекс рядом с ней на диване.

Алексу хотелось задать ей один давний вопрос. По всему дому все еще лежали вещи, внушавшие ему беспокойство.

— Все эти травы и всякая всячина, Мэгги. Может, стоит их выбросить?

Мэгги судорожно мотнула головой в его сторону. Ее губы изогнулись, а лицо искривилось в усмешке. Она залаяла на него, как собака.

— Мэгги вовсе не склонна к подозрениям!

Эти слова Алекс однажды сказал Аните, но откуда Мэгги могла их знать? А потом таким же лающим голосом:

— Здорово, правда же, Алекс? Правда же? Правда же?

В глазах Мэгги струился огонь, а лицо ее исказилось.

Голос тоже стал совсем другим.

Алекс посмотрел на нее в изумлении. Потом она поднесла руку ко рту — и это снова была Мэгги.

— Мэгги?

Ее колотила дрожь.

— Алекс, извини, я не знаю, откуда это все берется. Клянусь.

Но это было не так, как в первый раз, когда Мэгги решила, что она Белла, и разговаривала нежным, вкрадчивым голосом. Теперь голос был грубым и свирепым.