Рена Юзбаши - Целая вечность и на минуту больше-2

Так я и знал, что ноябрь мне подкинет сюрприз. Я откинулся на спинку своего кресла и захлопнул крышку ноутбука, как будто это могло заставить исчезнуть письмо из министерства. В письме сообщалось, что к нам в Женеву едет Фархад Фуадзаде. В истории нашей дипломатии он, как и многие наши дипломаты, оставил неизгладимый след. Он лет пять был нашим послом в Великобритании и имел шанс просидеть в Лондоне еще столько же. Но тамошний премьер–министр не оценил способностей нашего посла, вполне рядовых для нашего МИДа и несомненно выдающихся для британцев, и попросил… Он попросил нашего Тапшзаде заменить посла. Это был прецедент! Чего только власти друг у друга не просили, но поменять посла… Такого не было со времен Ивана Грозного. Да и тот никого не просил менять нас, засланцев, а просто рубил нам головы, если что пойдет не так. В общем, Тапшзаде долго думу думал, да и послал в Лондон послом товарища, знающего английский. А Фархада назначил специальным посланником по своим особым поручениям.

Прочитав про Фархада, я замолк. Нет, конечно, слова у меня были, но не те, которыми я мог ответить начальнику протокольной службы. Как можно в конце года подкинуть такую подлянку мне? За что? Интересно, какое поручение дал ему Тапшзаде?

Я открыл записную книжку и набрал телефон Фархада. Пока я ждал, когда он возьмет трубку, нетерпеливо выстукивая пальцами «спасите наши души» морзянкой, у меня в голове пронеслось миллион мыслей по поводу того, что может привести его в Женеву. Говорят, что он до сих пор в Лондон не ездит — на англичан обижен. Ну почему он не может обидеться на швейцарцев так же сильно, чтобы и сюда не прилетать?

Поговорив с Фархадом, я вздохнул с облегчением, Тапшзаде и вправду дал специальному посланнику специальное поручение: купить подарки к Новому году всему многочисленному семейству. У нашего министра имеются: одна жена, трое дочерей, постоянная любовница, две сестры и мама. Он не назвал мне точную сумму, которую ему выделили, но я понимал, что подарки для восьми женщин плюс сумма, большая, нежели сто евро, ни к чему хорошему не приведут. А в том, что сумма была значительно больше ста евро, я был уверен. А вот ответ на мой вопрос: «Что мы должны сделать для того, чтобы ваше пребывание в Женеве было как можно более приятным, господин посланник?» — меня порадовал. Он подумал и попросил встретить его в аэропорту, забронировать номер в «Редиссон» и взять напрокат автомобиль, и самое главное, никакой информации для прессы. Значит, его визит будет проходить в полуподпольных условиях, что не удивительно, учитывая цель его женевских каникул.

Просмотрев отчет своего посольства за год, я вздохнул. В декабре Европа работать все равно толком не будем, хотя когда это она работает толком, чтобы декабрь стал исключением? Так что я взял за правило готовить отчеты уже в ноябре и отсылать их в министерство одним из первых, добавив за декабрь пару строчек.

В отчете не было раздела, который должен был подготовить наш атташе по культуре, что было очень грустно. Я набрал его номер, и через двадцать минут он был у меня. Да, это тебе не Мехти и не Исмаил, которые появляются у меня в кабинете раньше, чем я трубку положу. В случае с Туралом сказывается дядя — министр культуры.

— Турал, где твоя часть отчета? — я, грозно нахмурившись, смотрел на своего аккордеониста.

— А что писать? У меня же своих мероприятий не было — бюджет не предусматривает, а то, что я в клуб аккордеонистов хожу каждую субботу, Искандер отказался в отчет вносить.

— И слава богу, что отказался! А придумать ты ничего не можешь? Что культурные мероприятия посещал? Был, видел, присутствовал… Ты не переживай, господин Тапшзаде сюда не прилетит тебя проверять… Так что смелее: вперед и твори!

— Так обманывать неудобно!

— Неудобно не работать, а я тебя не прошу обманывать — ты просто креативно мыслить должен. Если ты думаешь, что за тебя это как всегда сделает Мехти, то глубоко ошибаешься. Понял?

Я зашел в свой кабинет и набрал внутренний номер Тараны, он был занят, что меня не удивило. Конечно, посол не должен бегать по кабинетам подчиненных и требовать, чтобы они положили трубку, но битый час трезвонить Таране мне тоже не улыбалось. Я встал из–за стола и решительным шагом направился к ее клетушке. Дверь была гостеприимно распахнута и я на секунду застыл перед ней не в силах бороться с любопытством, которым был обязан матушке природе. Нет, меня не интересовало с кем говорит Тарана и не шпионит ли она в пользу Германии, Британии и США; меня даже мало волновало то, что она каждый час делает контрольные звонки своему связному, это все я мог понять. Но что она с ними обсуждает? Я знаю ее уже семь лет и не могу вспомнить день, когда она говорила по телефону меньше пары часов. О чем? О чем можно говорить по несколько часов в день? Вот вопрос, который меня терзал и мучения Гамлета казались детским лепетом по сравнению с теми, которые испытывал я, пытаясь ответить на этот вопрос.