Александр Грог - Время своих войн 3-4

Ташкент (Туркестанский пограничный округ) — с августа 1925 по май 1926 года — 77 420 смертных приговоров с «немедленным исполнением».

Организаторы:

Кацнельсон Израиль Борухович (председатель «тройки»),

Егоров Василий Петрович (единственный русский среди членов «чрезвычайных троек»),

Мирзоев Илья Давидович.

(В дополнении: «несудные» убийства требуют исследования — в бумагах аппарата ЧК их множество…)

Благовещенск (Забайкальский пограничный округ) — с марта 1923 по март 1925 года — 21 420 смертных приговоров с немедленным исполнением.

Организаторы:

Гуревич Илья Яковлевич (председатель «тройки»), Члены «тройки» — Элькин Моисей Шлемович и Гительман Егор (Пинхас) Самуилович.

(В дополнение: «несудных расстрелах» в архивах сведений не имеется, кроме списков списанных «посудин» — 870 наименований или номеров «плавсредств», «угнанных» в «понизовье» с исчерпывающе означенным грузом: «спецконтингент» в перечне).

Хабаровск (Дальневосточный пограничный округ) — с январь 1923 по ноябрь 1924 года — 5214 смертных приговоров.

Организаторы:

Мякотенок Илья Харитонович (настоящее отчество — Хаимович) (председатель «тройки»),

Лиепа Август Петрович,

Гликман Хаим Нусинович.

(В дополнении: по документации около трех тысяч «бессудников». Общая «мизерность» цифр обуславливается тем, что население Дальнего Востока тех лет составляло до одного человек на квадратные полсотни верст тайги или тундры.)

(конец вводных)

----

— Начальник, ты мне политику не шей! Бил в морду козла, а то, что козел еврейский, потом стало известно! Нечто я не понимаю, чьих козлов нельзя трогать?! — искренне убеждал какой–то недотепа следователя в чистоте собственных намерений, но все равно шел под расстрел и часто группой (кум, друзья, соседи), как «организованная контрреволюция».

Странно было бы другое… Московские евреи, вспоминая то время, с негодованием и возмущением отмечали рост бытового и уличного антисемитизма — удивительно наглого и ничем, на их взгляд, неоправданного…

«В 20‑е в московском дворе пожидело!» — сказал бы классик.

«Куда же больше?» — удивился бы другой, но на следующем рубеже веков…

Есть вещи, которые русский не скажет еврею, а только такому же русскому (но не «москвичу») и наоборот. Человек «глубинки» останется «себе на уме», если знает, что перед ним «москвич», душой поморщится и будет смотреть выжидающе, до подтверждения своей теории. А не дождавшись, искренне обрадуется, и не будет считать «московского» за москвича. В Армии и в советское время случалось такое, в подразделениях, которые многое требуют, знакомясь с молодым пополнением, на вопрос «откуда?», услышав в ответ гордое «Москва!», морщились, бурча в ответ невразумительное «А! Москвич…» и отворачивались, уже прикидывая — куда перевести, как негодный человеческий материал. Опыт с Москвой у России велик…

— Москвичей за русских Россия уже не держит! — у трех вокзалов доказывал какой–то попутчик своему случайному собеседнику той самой железной логикой: коль национальные богатства России оказались в одних руках, то те самые руки и готовили государственный переворот. — И когда так повелось, что оболочка осталась одна, а содержание уже нерусское? Москва — это от названия, что «мостят» они, покрывают, мостари, короче. Мостарят или мостырят — копейку ухватить пытаются, за нее горло готовы перегрызть. И раньше можно было проследить, хотя бы по манере драться. Москвичи в понятии псковском, новгородском, вологодском, да и других и раньше–то дрались грязно. Заподло вылезало. «Москва бьет с носка»… Точно ли Москва такое выдумала, а не откуда–то переняла? Но как прилипли к ней всякие подлянки — «взять на понт», «забить кодлой», но за все дурное, нахрапистое, злостное ухватилась, и расползалось это отсюда, до той степени здесь вьелось, что в новейшие времена, умудрилось стать нормой. Ты сам деревенский? А вот для меня, когда–то деревенского парня, столкновение с этим было настоящим шоком. Всякий раз торопел. Как так? Ведь не честно же! Дрался раньше и даже считал, что много дрался, едва ли не каждую субботу. Это как некая традиция, почти обряд. Но правила были — один на один, либо стенка на стенку, лежачего не бить, кто окровился — должен выйти, и, разумеется, без подлянок — без камней в руках и прочего, ну и без жердья. Не пьяные же… Подножки также считались делом нечистым — могли победой не признать. Потом, это не в редкость, что тут же и замирялись. А вот с теми, кто подличал, мира не было. И теперь мира у России с Москвой не будет! И прощения тоже. Это за все последнее! К чему шли и пришли. Выходит ли так, что московские себе по жизни прощение отрезали, по новой породе своей?.. Оглянись! Москва город торгашеский и честности не приемлет. Купить дешевле — продать дороже — нажиться на разнице, по русским понятиям обман и мошенничество… Московин — не русский. Объиудились! К тому шли и притопали!..