Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

Двадцать второго января судьба облагодетельствовала и меня. Буквально за день до неординарного события я провожал пришедшую навестить Людмилу домой. Половину неблизкого пути мы прошли пешком. Она жаловалась на сильные боли в пояснице, на то, что ноги отекли окончательно. А на следующий вечер Антон, ее сын, уже звонил по телефону, с прихлебами сообщая, что мать родила. Мальчика. О, это было достойное известие. Захватив Сэма, соседа–казака, я помчался в центральную городскую больницу. В родильное отделение нас, конечно, не пустили. Передав дежурной медсестре цветы и приветы для Людмилы и побродив под измазанными белой краской окнами, мы направились на расположенный вдоль забора больницы рынок, основательно затоварились спиртным, дорогими сигаретами. И завертелась многодневная пьянка, после которой, с похмелья, я узнал, что Людмила с ребенком уже дома. Забрали ее бабушка с Антоном. Я кинулся по магазинам в поисках приданого для новорожденного и коляски. Комплект с одеялами, пеленками, распашонками и прочим обошелся в копеечку. Колясок, раскладных, импортных, дешевых, нигде не оказалось. Пришлось купить в комиссионном простую, за тридцать три тысячи рублей. Нагрузив ее детскими вещами, я приволок добро к любимой пассии на квартиру. Там впервые увидел своего сморщенного, абсолютно равнодушного сына.

— Как назовем? — дождавшись, пока я обследовал пацаненка с головы до крохотных пяток, спросила Люда.

— Данила, — не задумываясь, ответил я. — Данилка, маленький мой, сыночек курносенький.

— Данила… Данилка… Даня… — она задумалась. — Мне кажется, нормально. Необычное имя, неприевшееся. Случайно, не в честь главного героя твоей повести из книги?

— Данила — мастер из уральских сказок Бажова. И в честь героя повести, — аккуратно пеленая сына, согласно кивнул я. Подворачивать правильно пеленки мне было не привыкать. Четверо предыдущих детей заставили кое–чему научиться. — Это имя мне нравилось всегда. Ты кормила его?

— Кормила.

— Молока достаточно?

— Хватает. Сдаиваюсь.

— Спасибо тебе. За сына, — обняв Людмилу, я поцеловал ее в щеку. Затем сунул руку в карман, извлек золотую цепочку. — Подарок. Потом кулончик подберу.

На базаре ваучеристы дружно и долго хлопали меня по спине. В полном составе присоединился к поздравлениям и семейный подряд. Одна свояченица жены главы подряда показалась сдержанней остальных. Мы жили с ней в одном районе, недалеко друг от друга, но редко приезжали на базар или возвращались домой вместе. Отношения сложились прохладно — деловые, хотя, не скрою, женщина нравилась мне. Когда оказывался рядом с ее местом работы, то старался не загребать клиентов под себя, как другие, а уступать ей. Она была разведена, жила с матерью и маленькой дочерью в частном секторе. Я знал, как трудно приходится матерям — одиночкам держаться на плаву в перевернутом с ног на голову обществе. Примером служила собственная дочь. Но… Это проклятое «но» с недавних пор выскочившее на первое место во взаимоотношениях между людьми, заставившее их отвернуться друг от друга. Но… всех не обогреешь, не пожалеешь. Крутись, милая, сама. Скажи спасибо, что тебя, как совсем недавно, не гонят с рынка, а дают работать спокойно.

— Молодец, мужчина, — с чувством жал мне руку Данко. — Поздравляю. Пусть растет наследник, дай Бог ему здоровья и счастья.

— Спасибо, Данко, — отвечал я. — Пусть будет так.

— Теперь надо работать за троих.

— Буду стараться.

— Значит, сначала внучку родил, а потом сына? — добродушно усмехался Аркаша. — Действительно молодец, конь с яйцами.

И я старался, подбирая то, от чего отказывались ребята. Мотался по городу в поисках выгодных клиентов, обнаруживал в магазинах продукты одинакового с базарным качества, но дешевле. Людмиле нужны были витамины, а они стоили дорого. Особенно свежие фрукты, овощи, печень. Ведь у нее было малокровие. Сынок рос спокойным, давая ей выспаться, она даже пополнела. Все это радовало, заставляло бежать на работу рано утром, уходить поздним вечером. Я совершенно замкнулся на семье, перестав замечать других женщин. По–прежнему ломившихся в дверь алкашек посылал на три буквы, а то и спускал с невысокой лестницы. Даже к внучке наведывался реже обычного. Неудобно было держать маленькое существо с огромными глазами на дедовских коленях и рассказывать взрослой дочери о крошечном сыне. Как–никак мы не на Западе, где возможно все. Мы пока еще в патриархальной России.