Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

Но я уже направлялся к ближайшему ларьку, выпитого до этого оказалось мало. Вечером, когда приехал Арутюн, мой язык еле ворочался. Время, данное Виктору на размышления, давно истекло. За окном редкие уличные фонари бледным светом пытались разбавить густые сумерки. Ждать гостей в такое позднее время уже не стоило.

— Не пришли, — досадливо поцокал языком Арутюн.

— И не пришли бы, — повернулся я к нему. Голова еще что–то соображала. — По твоей милости.

— Как по моей? Что ты все время хочешь переложить свою дурь на других? Это твой друг тебя обманул.

— Мой. А ты его запугал. Если бы я не послушал тебя, не рассказал о банде черножопых, а поехал бы с ним, то сейчас бы у меня была и курточка, и содержимое ее карманов. В целости и сохранности. А теперь сквозняк во всех дырках.

Но Виктор приехал. На другой день утром. С Пашкой и еще каким–то парнем. Больной с похмелья, я долго не мог найти точку опоры. Пришли Арутюн с Сэмом — казаком–соседом по лестничной клетке. Но и они не помогли. Наезжать надо было сразу, теперь же время ушло.

Горластый Пашка орал, что я кидался на его мать с ножом, что побил на кухне посуду и прочее, и что ушел одетый, со своими вещами. Никто меня не удерживал и не трогал. Под конец он сказал, что я вообще человек так себе, вдобавок хреновый писатель. Книгу, которую подарил им, невозможно читать. Это окончательно выбило из колеи. Размазать всех троих по стенкам не составило бы труда. В соседней квартире находилось еще несколько дружков Арутюна с базара. Все зависело от моего слова. Но я был пьян, не хотел связываться с милицией и думал о будущей новой книге. Кому–то, не дебилу с четырьмя классами образования, она понравится. Пошарив под столом, я достал недопитую бутылку водки, плеснул в стакан. И зажатые со всех сторон моими, готовыми набить морду кому угодно, товарищами Витька и его приемный сын с корешком, воспользовавшись временным замешательством, пока я глушил водку, выскочили за дверь. При других раскладах и мыслях так просто они бы не ушли. Теперь же единоверцы набросились на меня за мягкотелость. Но состав, как говорится, вильнул на прощание широким задом. И, слава Богу.

На базаре давно знали о случившемся со мной. Когда пришел туда, сразу предложили действенную помощь. Но я отказался, категорически отрицая жестокость.

— Писатель, ты ничего не теряешь. Только двадцать процентов от всей суммы, — пытались убедить меня Серж, Длинный, другие ваучеристы. — Мы придем в квартиру, разрежем кошку пополам и бросим под ноги хозяевам. Можно в морду. Максимум через десять минут украденное будет возвращено. Или сумма, эквивалентная утраченному тобой. Паскуд надо учить. Пойми и соглашайся.

— Нет, слишком жестокий метод, — упирался я.

— Тогда помаши ручкой лимону, на который нагрел тебя твой друг. Продолжай жевать свой член без соли.

— Ему не привыкать, не первый раз, — со злостью в голосе рыкнул Николай. — Ты бы хоть знакомым ментам сообщил, если не хочешь, как предлагают. Может, они раскрутят твоего друга, с которым ты двадцать пять лет опоки тягал. Или дергай от нас в монахи. Здесь придурков своих хватает.

Предлагал свою помощь Данко с цыганами. Я знал, что они и другие ребята выбьют украденное хоть у кого. Но очень беспощадными были методы. Единственное, что сделал, пожаловался знакомому капитану милиции из областного управления, пообещав не остаться в долгу, если дело выгорит. На намек тот насмешливо отмахнулся. Вызвал все семейство на предварительный допрос к себе в кабинет. Показания ответчиков так разнились одно от другого в отношении моего ухода из дома, времени ограбления, других деталей, что сомнений в совершенном именно Виктором, Пашкой и Татьяной преступлении больше не оставалось ни у кого. Требовалось одно — написать на троицу заявление. Капитан просто настаивал на нем, — так его разозлили за время проведения следствия «тупорылые грабители», не сумевшие даже как следует договориться друг с другом. После одного из посещений областного управления милиции Виктор с Татьяной подошли ко мне на базаре. Я работал только на ваучерах и купонах. Денег на более серьезное снова не было.

— Я не грабил, друг, — тихо оправдывался Виктор. — Клянусь тебе, чем хочешь.

— Знаю. Ты идешь на поводу у них, — кивнул я на Татьяну.

— Но они все валят на меня, — в отчаянии поднял он руки.

— Сажай, сажай, — залотошилась было его супруга. — Упрятывай своего лучшего друга, отбирай у него последнюю зарплату в пятьдесят несчастных тысяч рублей.