Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

Отобрав у меня часть одеяла, хохлушка отвернулась к стене.

— Ты что? — не понял я. Подумал, что утомил ее нудными рассу 3 ждениями. — Спать уже захотела?

— Больше я к тебе никогда не приду, — после долгого молчания еле слышно ответила она.

— Почему? Что случилось?

Но я уже и сам понял никчемность вопроса. Во первых, у нее почти такая же ситуация, во вторых, я слишком разоткровенничался о непреходящей тяге к своему сыну, в третьих, вернее, в главных, она, видимо, на что–то рассчитывала. Может быть, на совместную жизнь. В мыслях успела воздвигнуть воздушный замок. Ведь до этого вечера все протекало прекрасно. А я одним движением языка слизнул его, не позаботившись оставить хотя бы фундамент. Тогда оставалась бы какая–то надежда построить заново еще один, даже крепче прежнего, потому что откровения говорят о доверии. Но в том–то и дело, что я не просто откровенничал, а признавался в большой любви к своему ребенку. Чутким женским сердцем она поняла это сразу. Переубеждать, тем более, оправдываться представлялось не только поздно, но и бесполезно. Поэтому я встал с кровати, оделся, выскользнул за дверь. Комок на площади перед магазином работал на полную катушку. Выбрав самый дорогой ликер и необыкновенную шоколадку, я приплюсовал еще бутылочку коньяка, пошел обратно. Расставаться, так по человечески. Она этого заслужила, в первую очередь, преданностью.

Утром она ушла. Навсегда. Некоторое время я еще высматривал ее среди колбасниц, но женщина, видимо, перестала ездить в Ростов, променяв его на тот–же Таганрог. Цены везде одинаковые, а путь даже ближе. Странно, несмотря на ощутимую потерю, я совершенно бросил пить. Ребята одобрительно похлопывали по плечу:

— Есть характер, есть. Теперьб мы видим, что в роду у тебя были не одни холопы, а кое–кто покруче. Например, староста села.

В один из декабрьских дней ваучеристов облетела весть, что нахрапистого кавказца, начальника уголовного розыска районного отделения милиции, застукали на взятке.

— Подставили, — убежденно констатировал данный факт Саня Хохол. — Зацепил капитально одного из наших с базара, мол, будешь платить каждый месяц. А у того связи в областном управлении, может, родственник. Чекисты вручили меченые баксы, чтобы ввиде откупа передал мордовороту. Во время сделки приловили.

— Ты знаешь его? — спросил Скрипка.

— Знаю, но высвечивать не собираюсь.

— Теперь ему хана, работать, как пить дать, не дадут.

— На–ка, выкуси, — сунул Хохол кукиш под нос Скрипке. — Как пахал, так и продолжает. А начальника уголовки убрали. До пенсии, говорят, оставалась немного. Не будет наглеть.

— Если с каждого по соточке, по двести баксов, то наварчик приличный, — шмыгнул носом Сникерс. — Самые крутые из нас никогда таких денег не имели.

— Заметь, в среднем, — подсказал Коля. — Не считая прилдовов на месте, когда ты с клиентом не успел разойтись. Поэтому он и барражировал по нашим рядасм каждодневно. Другие пришли, пивком, там, сигаретами побаловались и отвалили, потому что понимают, закон спущен на тормозах. А если его придерживаться, в России нового ГУЛАГа не хватит. Всех безработных надо брать, которые ваучерами, долларами, тряпками, сигаретами занимаются. А жрать на что?

— Проблема посерьезнее, — пощипал губы Аркаша. — Идет спланированное разделение общества на бедных и богатых. Если грубо вмешаться в этот хаотичный процесс, то новой революции не избежать. Поэтому дают возможность нажиться любому посообразительнее тупого соседа. Подойдет время — и лавочку прикроют.

— И когда оно подойдет? — насторожился Скрипка.

— Тебя давно пора раскулачивать, — цыкнул слюной сквозь зубы Сникерс. — Пальто бы новое купил, брюки. Стоишь, нас позоришь. За копейку готов удавиться.

— Неправда, — защитил Скрипку Аркаша. — Недавно он одному оперативнику уступил для его сына старую скрипку за семьдесят тысяч. А цена ей под два лимона. И звучит — не сравнить с деревянными магазинными.

— Конечно, приобрел за червонец у какого бедолаги, а продал за семьдесят штук, — съязвил Сникерс. — Старый барыга, да чтобы свое упустил. Хотя, надо признать, своего рода подвиг. Писатель, вон, в который раз влетает на ваучерах. Сколько набрал, художник?

— Поменьше, чем у тебя билетов Мавроди, — огрызнулся я.

— Свои «мавродики» я уже вернул на перегонах машин, а ты заторчал капитально. Ваучеру полный капут.

— Действительно, вложил бы в инвестиционный фонд, чтобы совсем не пропали, — посоветовал Аркаша.