Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

Эта новость и ошарашила, и разожгла чувство ревности еще сильнее. Если бы Людмила не вырядилась, если бы обернулась ко мне, я еще опомнился бы. Но сейчас ее равнодушие просто взбесило.

— Ты прикатывала ко мне и с Данилкой, не помнишь? И вообще, откуда ты узнала, что я бухаю?

— Почувствовала, за километр разит.

— Тебя видел сосед из первого подъезда.

— Он дурак, мог и ошибиться, — пожала плечами Людмила.

— А ты умная, хитрая? У меня снова появились насекомые.

— А я при чем, — усмехнулась она. — Не надо где попало шляться. '

— Значит, ты ни при чем, — тихо прошипел я сквозь зубы. Кровь толчками била в голову. — Где ты была вчера вечером?

— Дома, где же мне еще быть.

— Никуда не выходила?

— Нет.

— Вчера ты сама сказала мне, что оставила Данилку с матерью. Вот я и спрошу у нее.

— Пусть и выходила, не помню, — Людмила чуть замешкалась. — Если ты пришел устраивать скандал, то можешь закрыть дверь с обратной стороны.

— Та–ак, все ясно, — уверенность в том, что она приезжала ко мне, окрепла. — Куда ты истратила деньги, которые я тебе дал?

— Не твое дело, — вспыхнула она. — Они мои, как хочу, так ими и распоряжаюсь.

Я вспомнил, как она рассказывала, что бывший любовник, живущий этажом выше, часто выпрашивал деньги на бутылку. Сейчас, наверное, тоже что–нибудь купила тому офицеру за мой счет. Сделав шаг вперед, я ударил ее кулаком в лицо.

— Сволочь, на мои деньги поишь и кормишь своих хахалей?

Людмила отшатнулась назад. Затем схватила Данилку, прижала к себе. В глазах вспыхнуло презрение:

— Уходи, — выкрикнула она. — И больше не переступай порога нашего дома.

— Вот как, я тебе уже не нужен, — кулак снова опустился на подрумяненную щеку. Сын заплакал. — Сначала мы поедем и спросим у соседа, с кем ты приезжала.

— Никуда я не поеду, — закричала она. — Уходи отсюда.

— Нет поедешь, — я ударил еще раз. Накрутил длинные волосы на руку, потащил на себя. — Надо же поставить окончательную точку.

— Поедем, — вдруг согласилась она. — Только отпусти меня.

Ребенок был одет, он испуганно таращил глазенки на меня. Когда мы вышли в коридор, Людмила сунулась в соседнюю дверь, заколотила ладонями, ногами. Никто не откликнулся. Я врезал ей пощечину. Тогда она направилась к выходу из квартиры. Двор был пустой. Проскочив его, мы пошагали по немноголюдной улице. Людмила все время бегала глазами по сторонам. У проходной мясокомбината, она резко свернула влево, взбежала по ступенькам вовнутрь.

— Помогите, — закричала охранникам. — Он нас бьет.

Из–за стойки лениво вышел мужчина в форме, неторопливо оглядел всех с ног до головы:

— Успокойся, — взяв ее за руку и отводя в угол, посоветовал он. Обернулся ко мне. — Она же с ребенком.

— С-сука, — едва разжал я сцепленные зубы. — Я тебе верил…

— Больше не приходи, — нервно задергала подбородком Людмила. — Не открою.

— Сто лет ты мне… Сына жалко.

— Он не твой, понял?

— Ах ты… дрянь.

Не обращая внимания на загородившего дорогу мужчину, я шагнул было вперед. Затем развернулся и выскочил за двери проходной. По груди расползалось знакомое чувство пустоты.

— Он мой, — донеслось издалека. Запоздалый возглас пролетел мимо ушей, не затронув сознания..

Несколько дней я приходил в себя. Неожиданно проснулась дикая любовь к сыну. Днем и ночью маленький Данилка стоял у меня перед глазами. В который раз уже такое наваждение. В прошлые разбеги не находил себе места, даже мультики спокойно не мог смотреть, выключал телевизор. И теперь. Казалось, что людмила не следит за ребенком, бросила его, он, бедный, плачет день и ночь. Или вообще решила сдать в детский дом, зачем ей двое, без них жрать нечего. К тому же, она не соувсем нормальная. Я кусал зубами подушку, драл ногтями обои на стенах. Недаром люди говорят, что поздний ребенок самый дорогой. Данилка представлялся мне красивым, умным. Многообещающим из всех детей… Гороскоп подтверждал надежды. Рожденный в год Собаки и в месяц Водолея, сын характеризовался как ученая Собачка, интеллектуал в своей среде. Значит, во что бы то ни стало, необходимо было дать ему достойное воспитание, поддержать на первых шагах. Разве Людмила могла по настоящему заняться им, если сама так и осталась ни на что не годной. Антон учиться бросил тоже. Больше не выдержав жестоких пыток, позвонил куму с кумой. Что Игорь, что Светлана приняличсь успокаивать одинаково. Тогда попрозрачнее напомнил куму, что не только явлЯюсь крестным отцом его сына Максима, но и он крестил моего данилку. Игорь согласился поехать к Людмиле. Мы подошли к двери на четвертом этаже старого кирпичного дома в послеобеденное время. Звонили долго, то он, то я. Наконец, послышался шорох: