Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Какие новости? — спросил я у Сникерса.

— Никаких, — отмахнулся тот. — Червонец — потолок. Хорошо еще до пятнадцати, как базарные, не додумались поднять.

— За это нужно благодарить Данко, — усмехнулся я. — Он всегда умел держать цену ниже рыночной.

— Твой Данко цыган, а я русский.

Прошло три часа, в течении которых паническое состояние ваучеристов и клиентов достигло апогея. Народу катастрофически прибавилось. Примчались затаренные под завязку чеками гонцы с периферии. С осатаневшим выражением на вмиг осунувшихся лицах они бросались от одного ваучериста к другому.

— Почем, братцы? Двести пятьдесят ваучеров. Все бабки вложил.

— Не надо было вкладывать, — огрызались ребята. — У самих положение не лучше. С утра по червонцу еле спихнули. И то, многим денег не хватило. Влеты капитальные.

— О, это крах всем надеждам, — хватались за голову гонцы. — Мы набирали по двадцать пять. Неделю назад в Ростове по тридцать пять тысяч принимали, и чек продолжал расти.

— Неделю назад мы сами брали у населения по сорок тысяч рублей, а сливали по сорок две пятьсот.

— Но почему он грохнулся? Вроде, все было нормально, — продолжали мучаться периферийщики. — Вам в Ростове легче, биржа под боком, «грачи» прилетают, местные купцы сами в Москву мотаются. А у нас в шахтерских городах да в колхозах никакой информации. Думали, под конец приватизации до полтинника дотянет.

— Баба тоже надеялась, что беленький, а родила — негритенок.

Гонцы заламывали руки, бежали дальше, по замкнутому кругу. Их было как собак, не один десяток. Многие шустрые крестьяне вдруг почувствовали, что за короткое время можно неплохо нажиться. Поначалу челночные рейсы действительно приносили внушительные барыши. Они поверили, вложили в выгодное дело все капиталы. Но забыли, что Россия вступает в безжалостный свободный рынок, в котором реальной властью обладает тот, кто богат с рождения. Кто может позволить повысить или понизить цену на товар на территории всего государства, не оглянувшись на непредвиденные потери, но заранее просчитав возможные доходы. И какое им дело, что множество бедных с пеленок разорились окончательно. Волчий закон — побеждает сильнейший — обретал звериный оскал.

— Осталось два часа и можно смело сматывать удочки, — оглядывая текущую мимо толпу, нервно подергал плечами Аркаша. — Ни копейки не заработал. Еще, дурак, сорок штук нахапал.

— У меня двадцать восемь, — откликнулся я. — У ребят по сотне, а то и больше. На что–то ж они расчитывают. Жан Луи Папен с семеством продолжает банковать в полный рост.

— Я тоже заметил, что он куда–то периодически ныряет. Проследить бы.

— Не мешало. Пиджак с Гришей и Достоевским на нашем краю не объявились ни разу, затариваются на рынке. К ним вряд ли пробьешься. Неужели Папен надыбал подпольного купчишку!

— Спокойно, — Аркаша вдруг принял стойку охотничьей собаки. Скрипка мгновенно вытянул и без того длинную шею, напряженно всматриваясь в крутой людской водоворот перед базарной площадью. Аркаша снял с груди табличку. — Кажется, что–то стоящее.

— Не поделишься? — с надеждой в голосе спросил я.

— Если получится, — на ходу отмахнулся тот, ныряя в гущу народа. — Потом…

Выдернув из–под Скрипки селедочный ящик, я взгромоздился на него. Седая шевелюра высокого Аркаши выписывала замысловатые кренделя над головами граждан до тех пор, пока подкативший трамвай не загородил обзор. Но я успел заметить возле ларьков на другой стороне трамвайных путей небольшую кучку ребят во главе с Папеном. Они окружили плотного мужчину с толстой золотой цепочкой на жирной шее.

— Что там? — забегал взад- вперед Скрипка. — Ничего не видно?

Спрыгнув с ящика, я прямо с табличкой сунулся в толпу. Повиляв между пирамидами из коробок с сигаретами, оглянулся назад. Скрипка безнадежно затерялся на первом повороте. Нормально, в таких ситуациях даже задушевные товарищи помеха, потому что у каждого из них есть еще более близкий человек. На всех может не хватить.

— По пятнадцать, — не удивился моему появлению Аркаша. — Но бабок мало. Никого с собой не привел?

— От Скрипки избавился после ящиков с сигаретами, — прикидывая солидный навар, отрешенно ответил я. Зря, все–таки, не набрал чеков больше. Возможностей море. Но кто мог знать о существовании подпольного купца. Мужчина оказался абсолютно незнакомым. Заметив, что Папен хмуро и недовольно покосился в мою сторону, добавил. — Вряд ли семейный подряд даст нам развернуться. На всю наличку лапу наложили.