Борис Кригер - Воспоминания Жанны Кригер

Но в то время в Свердловске, видимо, еще не вставляли искусственных хрусталиков, и она осталась без хрусталика вообще, поэтому очень плохо видела…

История с медицинским университетом повторилась… Я выхватил мою жену Анюту из мединститута, и она тоже, как и моя бабушка, не закончила его, хотя всегда мечтала заниматься медициной и все время порывалась работать медсестрой. Бабушка, кстати, во время Второй мировой войны одно время работала медсестрой. Я почти ничего не знаю об этом. Я не могу не винить себя в том, что не пытался узнать как можно больше о жизни моей бабушки, но ее рассказы были скупы и содержали больше мелких подробностей, чем общие картины. Я думаю, это было связано с вечным страхом, который она постоянно испытывала… Живя в сталинской России, люди учились держать язык за зубами. Она всегда говорила мне: «Тише, и у стен есть уши…». Только теперь я понимаю, что у нее были все основания так говорить, но тогда она мне казалась чудачкой и боягузкой… «Ну какие уши могут быть у стен?» — думал я по–детски и представлял такие огромные лопоухие уши, растущие прямо на стене, из–под коврика над моей детской кроватью. Но я ее очень любил и такой. А теперь я стал понимать, почему она старалась меньше говорить о своей жизни до того, как они вернулись в Россию в 1940 году, да и после… «Язык твой — враг твой», — повторяла бабушка, и я опять же не понимал, чего такого в этом языке вражеского. Она очень не любила, когда я показывал своему приятелю по двору старые открытки из–за границы тех времен… А я, грешным делом, выменивал их, дурак, на новенькие чехословацкие открыточки, которые были у приятеля по двору Димы…

Мне кажется, лучше все–таки надо было объяснить… Надо было сказать: «Боря, эти открытки — воспоминания о моей жизни, это все, что осталось мне от моей молодости и счастья… Пожалуйста, береги их…» Может быть, я бы понял. А может, мне и говорили, наше детство поражает нас, взрослых, своей необъяснимой подчас тугодумностью, граничащей с дебилизмом… Открытки часто были подписаны на неизвестных языках, и я не мог понять, в чем их такая исключительная ценность… Бабушка знала много языков… Она мне говорила слова на разных языках, а я смеялся. Помню, говорит: по–чешски духи — ванявки… А и правда, ванявки.

У меня до сих пор на письменном столе стоит бабушкина фотография в рамке, вместе с ее проездным билетом и надписью по–чешски… Она была очень красива, судите сами.

Харьковское студенчество было весьма революционно настроено. «…Тогда поднялось все харьковское студенчество, было постановлено устроить забастовки и демонстрации…» (Ленин. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 371).

— Неудивительно, что какими–то путями мой отец, Борис Берзон, связался с бригадой Пархоменко, — вспоминает Жанна Кригер. — Пути Гражданской войны увели его на поля Украины, пришлось расстаться с институтом…

Александр Яковлевич Пархоменко [12(24). 12. 1886, с. Макаров Яр, ныне с. Пархоменко Краснодонского р-на Ворошиловградской обл., — 3.01.1921, с. Бузовцы, ныне Жашковского р-на Черкасской обл.], герой Гражданской войны. С 1900 года рабочий Луганского паровозостроительного завода, с 1904‑го — член КПСС. В Советской Армии с 1918‑го. Активно участвовал в революционном движении. В 19051907 годах был одним из организаторов боевой рабочей дружины, затем руководителем крестьянского восстания в с. Макаров Яр. Неоднократно арестовывался. В 1916‑м — один из руководителей политической стачки на Луганском патронном заводе. В том же году был мобилизован в армию. Во время Февральской революции 1917 года отряд солдат во главе с Пархоменко разоружил Марьинский полицейский участок в Москве и штурмовал здание телеграфа. По возвращении в Луганск (март 1917 г.) Пархоменко принимал активное участие в сплочении пролетарских сил, вел борьбу с меньшевиками и эсерами, создал на патронном заводе боевую дружину, возглавлял штаб Красной Гвардии. После Октября 1917‑го участвовал в установлении Советской власти в Донбассе, в подавлении мятежа Каледина и в борьбе против Центральной Украинской рады. С марта 1918 года. возглавлял штаб первого Луганского отряда (комиссар К. Е. Ворошилов), который участвовал в боях с немецкими войсками. В боях за Донбасс, при обороне Харькова, в героическом походе 5‑й Украинской армии к Царицыну ярко раскрылись военное дарование, организаторские способности Пархоменко, его бесстрашие. В июне 1918 года он с отрядом прошел через занятые врагом степи в Царицын; здесь в октябре 1918 года был назначен особо уполномоченным РВС 10‑й армии. С января 1919 года Пархоменко — военный комиссар Харьковской губернии, начальник гарнизона Харькова и одновременно уполномоченный по снабжению Харьковского военного округа. Командовал группой войск при разгроме банд Григорьева. За умелое руководство сводным отрядом советских войск при взятии Екатеринослава (Днепропетровск) и проявленные при этом мужество и храбрость был награжден орденом Красного Знамени. В последующем командовал Харьковской крепостной зоной, образованной в связи с наступлением деникинских войск. С декабря 1919 года — особоуполномоченный РВС 1‑й Конной армии, с апреля 1920‑го — начальник 14‑й кавалерийской дивизии этой армии. В Киевской операции 1920 года и в боях в Северной Таврии проявил большое мужество, храбрость и самообладание, за что был награжден вторым орденом Красного Знамени.