Андрей Геращенко - Хут

— А чья хата–то?

— Степана Микулича. Был безземельным бобылём, а тут за три года сначала в огородники выбрался, а потом и вовсе землю прикупил. И так ему везло — столько зерна в этом году взял, что половина Зимницы столько не намолотила. Гроши завелись. Говорят, что даже хотел выкупиться у Старжевского на волю. Долго Стар- жевский не соглашался, больших грошей требовал. Так, говорят, собрал Микулич. Да вот не успел — кончилось его счастье. Закатилась планида. Говорят, грошей было много, но на пожарище так ничего и не нашли. Сгорело всё дотла. И сам Степан, и жинка его, и четверо детей малых. Их, обгорелых, в церковь завезли — послезавтра будут хоронить. А грошей не нашли. Не все же в ассигнациях были?

— Может, люди лихие отобрали да поубивали и хозяина, и семью его?

— Кто его знает. Ночью всё случилось — никто ничего не видал и не слыхал. Грошей нет, а ведь хранил он монеты дома, — Крюк налил ещё по чарке самогона. — Монет у него хватало — и меди, и серебра. Да может, и золото было!

— Э, брат, ты так не спеши, а то я шкуры лисьи в Ректу не довезу. Мало ли что — тогда Старжевский с меня самого шкуру спустит. Попробуй потом расплатись!

— Расплатишься. Ты не прибедняйся.

— Да и неизвестно, отчего хата сгорела. А ну как те самые в лесу нападут да шкуры отберут? Надо возвращаться засветло — от беды подальше, раз уж такие дела делаются! — возразил Василь, но чарку всё же выпил и тут же закусил тушеной лосятиной из стоящего возле него чугунка.

— Мы уже послали гонца к Старжевскому. Пусть сам пан решает — полицию звать или ещё что. На то его воля. Только был ли кто ночью возле хаты Степана или нет, мы всё равно не узнаем — когда тушили, всё затоптали, если и были какие следы.

— А вдруг он закопал гроши в землю в каком–нибудь жбанке?

— И я так думаю. Пока не похоронили их, грех на пожарище копать. А как схоронят — думаю, многие копать там будут. А перво–наперво — Старжевский свою дворню пришлёт, эти перероют всё. Вот увидишь. Может, и похорон ждать не станут. Для панов свои законы. Да и католик Старжевский — что ему наши обычаи.

— Всё ж душа христианская, хоть и не наша. Ну, да ему виднее. Слухай, Иван, а не знаешь ли ты одного хлопца? Может, видел тут, в Малой Зимнице, или ещё где? Повадился к моей Катьке — сладу нет. Если бы я прознал откуда он, совсем другое дело было бы — я бы ему спуску не дал! Сразу же, пёсий сын, забыл бы в Ректу дорогу! — зло сказал Василь и стукнул кулаком по столу.

— Что за хлопец? Ты говори толком, — с интересом спросил Крюк. — Какой из себя? Мало ли какие хлопцы у нас бывают.

— Да есть один, — хмуро пояснил Василь. — Пару месяцев назад стали люди говорить, что на окраине Ректы не раз видели мою Катьку с незнакомым хлопцем. А потом и я застал их вместе, да схватить не успел — тот гад прыгнул на коня и был таков. Хотел Катьку выпороть, да жалко девку. А тут ещё сохнуть стала. Кто этот хлопец — не говорит.

Василь рассказал Крюку всё, что знал о ненавистном ему ухажёре своей дочери, но Иван так ничего путного ему и не сказал. Лишь пообещал, что поспрашивает у односельчан, может, кто знает о таком хлопце или видал где. Впрочем, на быстрый ответ Крюка Василь и не рассчитывал.

— Ну, по последней? — спросил Иван и налил ещё по чарке самогона.

— Хватит уже, — отмахнулся Василь, почувствовавший, что его понемногу начинает разбирать.

— На дорожку. Последнюю. Обычай такой, — продолжал настаивать Крюк.

— Тебе хорошо — дома останешься, а мне ехать, — возразил Блин.

— Ну, не хочешь — не пей! Сколько там тебе ехать. И не заметишь, как в Ректе будешь, — буркнул Иван и хотел было уже отставить чарку Василя в сторону, но тот его остановил.

— Ладно, так и быть — давай на дорожку! Чего мне ещё с одной будет — по морозу проветрюсь! — Василь Блин решительно опрокинул чарку, вытер губы и поднялся: — Ну, теперь пошли лисьи шкуры укладывать.

— Давно бы так, — улыбнулся Крюк. — Ещё засветло дома будешь.

Прошла неделя. У Катьки не было никаких перемен к лучшему, и это приводило в отчаяние и её саму, и родителей. Но хуже всего было то, что ни Василь, ни Ганна не могли удержать дочь дома — она то и дело стремилась отлучиться из хаты. Хлопца больше никто не видел, но родители были уверены, что Катька бегает именно к нему, просто теперь молодые стали гораздо осторожнее. Василь, наконец, предупредил дочь: если та ещё раз попробует сбежать из дома без родительского позволения, он запрёт её в бане.

Сегодня с утра настроение Василю вконец испортил безземельный сосед- бобыль, приходившийся ему дальним родственником. У соседа было пятеро детей, зима шла к концу, а у него не только не было муки и зерна, но закончилась даже мякина. Вот он и пришёл к Блинам просить зерна в долг. Просил на коленях, потому что Старжевский прогнал его в шею — сосед не смог расплатиться с паном за прошлый год. Дело его было пропащее, и зерна Василь ему не дал, но, чтобы не обрекать на голодную смерть своего несчастного родственника и его детей, отсыпал полмешка овса. Сосед благодарил, обещал вернуть (чему сам Блин нисколько не верил), но было видно, что просивший всё же рассчитывал на зерно.