Андрей Геращенко: Хут

Гале нездоровилось ещё с понедельника. Бросало то в жар, то в холод. Всё время снились кошмары. А хуже всего было то, что маленький Панасик тоже стал беспокойным и постоянно заходился криком по ночам. Пятро при этом просыпался по нескольку раз за ночь и потом долго не мог уснуть. И теперь он чувствовал усталость и без особой охоты махал топором, хотя обычно ему не то чтобы нравилось колоть дрова, но делал он это всегда с особенной лихостью и удальством. Завидев шедшую по улице Г анну Блиниху, которая была у них повивальной бабой при родах Панасика, Пятро поспешно поднял со снега несколько непоколотых колодок и зашвырнул их глубоко в снег у забора. Ему хотелось пойти прилечь в хату, но Блиниха уже несколько дней, проходя мимо их дома, напоминала, что нельзя оставлять непоколотые колодки на ночь. Теперь, чтобы она их не увидела в очередной раз, Пятро быстро прикрыл колодки снегом. Успел он как раз вовремя — проходившая мимо плетня Ганна тут же, как он и ожидал, поинтересовалась:

— Колодки все поколол?

— А то?! Все до единой, — кивнул Пятро, про себя посылая Ганну к чёрту: «Успею поколоть и завтра — что за напасть такая?! Буду я ещё глупую бабу слушать да в разные бабьи сказки верить».

— Ну, бывай, Пятро! Пошла я.

— Бывай, — махнул рукой довольный Пятро и пошёл в хату.

— Кто там был, на улице? — поинтересовалась возившаяся возле печи Галя.

— Ганна Блиниха проходила.

— И чего хотела?

— Так ничего и не хотела. Снова спрашивала, порубил ли я колодки. И что ей до того за дело — вот глупая баба, в самом деле?

— А ты их поколол?

— Возле плетня в снег кинул — ещё поколю. Дров хватает, — отмахнулся Пятро.

— А Блиниха сказала, что нельзя их оставлять, — возразила Галя. — Примета такая. Может, и я через то захворала, и Панасик по ночам места себе не находит?

— При чём тут одно к другому–то?! Вот глупые бабы! — с досадой воскликнул Пятро.

— Примета такая, — назидательно заметила Г аля.

— Да чтоб тебя! — разозлился Пятро. — Завтра поколю — там всего пять колодок. А сегодня поздно уже. И что вы, бабы, за такой суеверный народ?!

Пятро и сам уже начал сомневаться в том, правильно ли он поступил, засыпав колодки снегом, — в душе появилась какая–то смутная, трудно осознаваемая тревога. От этого крестьянин ещё больше рассердился: «Ну вот — уже и сам в эти бабьи байки верить начинаю», — но ничего не сказал Г але и принялся расплетать старую рыбачью сеть, которую уже давно собирался привести в порядок.

Мысль о колодках не оставляла его и ночью. Панасик снова много плакал, и Пятро и Г аля едва сомкнули глаза лишь к утру, когда их первенец наконец успокоился и уснул.

Едва проснувшись, Пятро увидел, что уже давно светло, и поспешил во двор. За ночь намело снега, и Пятро принялся раскапывать припрятанные у забора колодки. Четыре колодки он тут же быстро расколол, но зато нигде не мог найти пятой. Перекопав у плетня весь снег, Пятро так и не обнаружил своей пропажи. Он уже готов был поверить, что вчера оставалось всего четыре колодки, а не пять, но слишком хорошо помнил одну из них, с торчащим кверху сучком, напоминающим вздёрнутый нос. Именно этой колодки и не было, хотя он бросил её в снег первой и хорошо запомнил место у плетня — там как раз был выдернут один из кольев. Колодки не было. Унести её тоже никто не мог — никаких следов непрошенных гостей не было, да и дворняга на цепи, достававшей как раз до плетня, хоть и не отличалась большой отвагой, но брехала заливисто и громко. Но за всю ночь она не проронила ни звука. Ещё раз обшарив снег у плетня, Пятро развёл руками и понёс наколотые дрова в расположенную неподалёку поленницу, прикрытую навесом из заснеженной соломы.

— Ну что — поколол? — сразу же поинтересовалась Галя, едва Пятро возвратился в хату.

— Поколол. Что там было колоть?! — отмахнулся Пятро. — Только…

— Что «только»?

Пятро уже был не рад, что начал говорить, и лишь махнул рукой.

— Ты не маши руками, а говори, раз начал.

— Одной колодки не хватает. Вроде всё обыскал — нигде её нет, — с неохотой пояснил Пятро.

— Говорила я тебе — вчера надо было поколоть. И Блиниха недаром предупреждала. Ой, чует моё сердце, не к добру это.

— Вот глупая баба — заладила своё, и всё тут! — плюнул Пятро, и тут же у него созрел план, как успокоить жену: — Я, может, и все поколол. Я не считал, сколько оставалось.

— Так чего же ты мне голову дуришь?!