Виржини Депант - Teen Spirit

Тьерри вдруг показался мне отталкивающим. Он напомнил мне о том, сколько нам лет. Возраст его не украсил. На висках залысины, одет, как старый хардюшник, но без изюминки. А в таком прикиде изюминка-то как раз и необходима.

Я вспомнил, почему я перестал выходить на улицу, почему завязал с питьем, забил на встречи с друзьями. Мы все старели и не знали, как с этим быть. Неприглядное зрелище.

Про Алису я ему все-таки рассказал. Он, разумеется, никакой Алисы не помнил: «У тебя их столько было, всех не упомнишь». Тьерри держал меня за крутого ходока.

Он рассмеялся, похлопал меня по плечу и назвал папой. Я чуть было не завелся, а потом вдруг сам расхохотался. Вообще-то и вправду умора. Случись это не со мной, меня бы первого пробило на ржач.

На короткое время мы снова сблизились. Меня даже потянуло заказать себе пива, но в ту же секунду я представил себе, как храплю ночью поперек тротуара в обнимку со своей сумкой, — картинка эта меня не слишком вдохновила, и я благоразумно продолжил сосать лимонад. На целый час все стало как прежде.

В конце концов он задал вопрос, к которому мне пора было привыкнуть:

— Ты собираешься встретиться с малышкой?

Я отмахнулся, оборвал его:

— Слушай, оставь меня в покое, а?

Он пожал плечами:

— Зря ты это так воспринимаешь. В сущности, тебе скорее повезло. У тебя есть дочь, — стало быть, тебе не придется мучиться, что, как последний мудак, прожил жизнь впустую. При этом, заметь, тебя миновали подгузники, рыганья, сопли и прочее. Тебе форменным образом повезло.

Я выслушал его с недоверием. Затем он включил мобильник, подпрыгнул, увидев, который час, взглянул на чек, достал деньги расплатиться. Мы обменялись обычными в таких случаях комментариями:

— Черт, невероятно, до чего все дорого в этом городе.

Вставая, он попросил меня дойти с ним до банкомата, предложил мне — поскольку не имел возможности меня приютить — тысячу франков взаймы: больше, дескать, ничем помочь не может. Я ответил, что это и так очень много, и пообещал вернуть деньги в скором времени. Всякий раз, когда мне любезно предлагали денег, я ощущал прилив благодарности и легкую отрыжку стыда и оттого в течение нескольких часов чувствовал себя приободренным и полным решимости взять долбаного быка за рога и поступить с ним, как он того заслуживает. Пыл мой сгорал, как солома, шелестелки эти я быстро спускал и снова оказывался наедине со своими стремаками.

Прощаясь, Тьерри мялся, ему было неловко бросать меня на улице на ночь глядя:

— Хорошо, ладно… Держи меня в курсе.

Мы натужно улыбнулись и разошлись в разные стороны. Я почувствовал себя мальчишкой, расстающимся с друзьями по летнему лагерю. В таких случаях плакать не принято. Нюни разводить, киснуть. Между тем ни с одной бабой и ни с кем вообще меня не связывало столько, сколько с Тьерри. Лучшее время в моей жизни — это когда мы пихались локтями и обменивались тумаками, копались в ящиках с пластинками, таскались на концерты и ощущали себя, не сознавая того, существом о двух головах, подключенных к одной мозговой сети.

Потом друзья вокруг нас стали взрослеть, говорить о деньгах, о своих успехах, обзаводиться детьми и планами, как сделать карьеру. Мы с Тьерри ухитрились выгадать несколько лет, не сдавались до последнего. А потом шутки кончились, занавес опустился, и теперь я уже плохо понимал, куда все катится.

Я пристроился в гостинице на бульваре Барбес, рядом с магазином «Шампьон». Грязновато, конечно, но не слишком.

Самочувствие — супер. Столько месяцев я не вылезал из депресухи, неотвязной, как насморк, а теперь, когда меня накрыло реально, когда не видно было просвета нигде, я радовался, как ребенок, которому пообещали новую игрушку.

Лег одетым и в наушниках, врубил «Студжес». Подобно пресловутым прустовским «мадленкам», мелодии из «1969» возродили в памяти лица, обстановку и всю атмосферу… я ощутил, до какой степени обременен воспоминаниями, но в тот вечер мне это было даже приятно…

Я забил последний косяк и, засыпая, понял, что моя радость не просто физиологическая защитная реакция мозга на грозящую катастрофу. Радость вырастала из очевидности: я хотел увидеть, что собой представляет моя дочь.

На другое утро я позвонил Алисе.

Эскалатор, поднимающий из чрева метро на поверхность земли. Вереница людей, жмущихся вправо, пропуская тех, кто спешит выкарабкаться побыстрей. Наверху уже проглянуло небо — расширяющийся квадратик ослепительного света.