Роман Солнцев: Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания

— Так по всей стране, — сказал он.

Причем он советовал предлагать самую мизерную цену. Например, начинать с червонца. И не выше «стольника». Верная цена металлургической бумажки — «полтинник». А если кто–то из других ловцов счастья начнет перебивать цену, сурово ему цыкнуть в упор: жить хочешь — отвянь.

— Так и сказать? — спросил, помнится, Миня, холодея от страха и восторга.

— Так и сказать, — хмыкнул бывший однокурсник Берестнёва по МГРИ.

— А если он из какой–нибудь недоброй компании?

Однокурсник Берестнёва, чтобы подчеркнуть важность момента, надел очки и очень строго объяснил:

— Никто из никакой компании, не посоветовавшись со своей компанией, не станет нарываться на неизвестность. Смелей и больше. Куйте железо, пока горячо.

Веселый автобус с размаху остановился на кольцевой, все высыпали под палящее зеленое солнце, в пыль и гам голубей. Миня побрел в сторону от завода (так советовали) скучающей походкой мимо бабуль, продающих огурцы и малину, постоял, нарочито зевая, купил, подсчитав на ладони мелочь, бутылку минеральной и принялся пить из горлышка. Пил и поглядывал на наручные часы, как если бы он тут ждал кого–то.

Кстати, а где же Санька Берестнёв?!. Странно, что не договорились быть в одно время рядом. Уж больно тревожно с такими большими деньгами стоять даже среди дня. В сумке стоимость двухкомнатной квартиры и еще полстолька. Не слабо?

Скоро выйдут и рабочие на жаркую площадь. Еще минут пять. Даже три. И вдруг сзади кто–то тихо произнес:

— Стоять.

— Что? — тихо спросил Лавриков. И, кажется, засмеялся от страха. Или не засмеялся?

И почувствовал, как железные пальцы двоих, кажется, людей (одна кисть потоньше и слабей) хватают его под локотки и заталкивают в низенький, раскаленный на солнце «жигуленок».

— Напялил очки, думаешь, не узнают? Это преступник, граждане… посторонитесь.

— Вы что делаете?.. — вспомнив о людях вокруг, тихо заныл–заскулил Миня, пытаясь вырваться. Ах, почему он не может заорать во все горло, ведь орал же когда–то в детстве с одного берега на другой друзьям? И в армии вместе со всеми: «Ур–ра!!!» А вот тут не получается, и все… Но зато Лавриков сам пригнулся и нырнул головой вперед, надеясь мгновенно выскочить из легковушки с другой стороны. Но на переднем кресле кто–то уже сидел, он обернулся — в черном чулке (или в спецназовской маске?) — и быстро стукнул Миню по голове, и тот с мутящимся сознанием свалился, как мешок, на кожаное вонючее сиденье…

А через какое–то время Лавриков очнулся — лежит в душной траве, среди доцветающих одуванчиков, в лесу, возле шоссе. Череп в области темени свербит. И словно темно вокруг, хотя в небе светит солнце. Поморгал глазами — кажется, глаза целы. Пошарил вокруг — нет сумки. Ужас! Значит, нету всех денег???

Поднялся на дрожащих ногах. Нету сумки, нету!!! Значит, за ним следили? Знали? Откуда? Или просто по лицу вычислили? С чего бы это в знойный день человек с сумкой торчит недалеко от проходной завода?.. Не он, видимо, первый и не он последний охотник за дешевыми акциями…

А где же Саня Берестнёв? Под носом кожу стягивало. Поскреб ногтем — это засохла кровь. И к щеке словно кузнечик прилип?.. Тоже корочка крови.

— Сволочи!.. Туки!.. — Миня почему–то вскинул руки к небесам, словно взывая к Высшей справедливости… тряхнул ими и поплелся, сам не ведая куда, по обочине дороги. Время от времени мимо проносились машины. Попроситься на попутную? А чем заплатишь? В карманах только мелочь на автобус. Охота было лечь и уснуть…

Да и куда он плетется? Может, надо в обратную сторону? Вот какие–то деревянные дома и красные кирпичные коттеджи. Удивленно прочел: «Собакино». Послушайте, это же черт знает где, за аэропортом!

А вот и, как некий соляной столб в Библии, телефон–автоматная будка сверкает стеклами во все стороны. Пошарил по карманам, нужен пятак. Есть пятак.

Кому позвонить? Конечно, Берестнёву.

Трубку в городе сняли. Миня забормотал в пластмассу жалобным голосом:

— А Саню мозно? Это Миня. Как? Куда уехал? Потему в Сочи?.. — Но трубку уже бросили, послышались короткие гудки.

Надо было представиться, хотя это вряд ли бы помогло Мине узнать точнее про друга. Мать у Сани, усатая, грудастая Ираида Николаевна, со странностями, друзей Сани недолюбливает, а про Лаврикова говорит: легкомыслый, слишком много смеется. Нечего радоваться, если СССР разрушили, электричество и транспорт отдали олигархам, а соседи собак развели — целых три штуки…