Виталий Московенко: Золотой ретривер

Усевшись на лавочку неподалеку от протестующих, Марк закурил, прищуривая один глаз от потока дыма. Ирония взяла верх, после чего Марк начал кривляться, сворачивая ладони в трубочку и приставляя их к глазам, изображая театральный бинокль. Один из протестантов заметил это, но лишь неслышимо хмыкнул и продолжил топтаться на месте. Все не сообразив суть его вчерашнего желания закурить, Марк кинул бычок вместе с целой пачкой. В конец танцы надоели и он двинулся дальше.

Походив минут десять–пятнадцать, Марк не заметил как он далеко отдалился от дома. Пустующие дома, напоминавшие лица людей, страдающих от жуткой душевной болезни. Заброшенный сарай на городской окраине, чья дверь медленно поворачивалась на ржавых петлях, открывая темноту, пряча, снова открывая. Детская площадка с медленно вращающейся каруселью, которую никто не раскручивал — ни дети, ни ветер. При ее движении невидимые подшипники громко скрипели. Однажды я увидел грубо вырезанного из дерева Иисуса, плывшего по реке, и который исчез в тоннеле. Длиной три фута. С оскаленными зубами. В терновой короне, сдвинутой набок и съехавшей на лоб. С кровавыми слезами, нарисованными под странными белыми глазами. Этот Иисус напоминал колдовской фетиш. На так называемом Мостике влюбленных в парке Победы, среди надписей о школьном духе и вечной любви, кто–то вырезал: «Я скоро убью свою мать», а ниже кто–то другой добавил: «Давно пора она уже вся прагнила от балезней». Как–то, шагая по восточной Пустоши, я услышал жуткий визг, поднял голову и увидел силуэт тощего мужчины, стоявшего на эстакаде железной дороги не так далеко от меня. Он поднимал и опускал руку с зажатой в ней палкой. Визг прекратился, и я подумал: Это собака, и он ее прикончил. Привел туда на веревке и бил, пока она не подохла. Разумеется, я никак не мог этого знать… И, однако, знал. Не испытывал ни тени сомнений.

Нужно было зайти по нужде в туалет. Дверь «Сонного серебряного доллара» находилась ближе всего. Рывком распахнул ее, я влетел в полумрак и дрожжевой запах пива.

Зал пустовал, если не считать мужчины, сидевшего за пустым столиком, и бармена, который склонился над стойкой, решал кроссворд в утренней газете. Бармен вскинул голову, посмотрел на меня.

— Туалет. — прохрипел я.

Он указал вглубь зала, и я помчался к дверям с надписями «Мальчишки» и «Девчонки». Атаковал первую, как нападающий футбольной команды, вырвавшийся в открытую зону.

Когда я вышел, увидел единственного посетителя бара, удивленно наблюдавшего за моим рывком к туалету. Но посетителя ли? На столике перед ним ничего не стояло. Он просто сидел. Через несколько минут он вышел. Я прямиком направился к бармену.

— Этот парень. Кто он?

Бармен оторвался от кроссворда.

— Никого не видел.

Я достал бумажник, вытащил пресловутую пятидесятку, положил на стойку возле подставки под пивную кружку с рекламой «Budweiser».

— Имя.

После короткого молчаливого диалога с самим собой бармен посмотрел на банку для чаевых, в которой лежала одинокая монетка в десять копеек, на другую банку, с маринованными яйцами, и пятерка исчезла.

— Иван Прокопенко.

Ни имя, ни фамилия мне ничего не говорили. И пустой столик, возможно, ничего не означал, но с другой стороны…

— Он приходил, чтобы приглядывать за мной?

Положительный ответ означал бы, что за мной следили. И не только сегодня. Но почему?

— Я только знаю, что он приходит сюда выпить пива, и не одну кружку.

— Тогда почему сегодня он ушел, не выпив ни одной?

— Может, заглянул в бумажник и обнаружил в нем лишь пустоту. Я что, похож на гребаную Брайди Мерфи? А теперь, раз уж заглянули в мой туалет, почему бы вам не заказать что–нибудь?

— Там так же воняло и до моего прихода, друг мой.

Не самая лучшая завершающая реплика, но в сложившихся обстоятельствах на большее меня не хватило. Я вышел, постоял на тротуаре, оглядываясь в поисках Прокопенко. Его я не заметил.

Решил вернуться обратно, но другим путем, сделав петлю. Смотри, школа родимая. Несмотря ни на что, я скучаю за ней. Вечеринки, первые поцелуи, катание вместе с друзьями на скейтах, игра в футбол (ненавижу слово «соккер». Гребанные янки!). Газон глаз Марка, куда его никогда никто не приглашал. Никогда и еще доселе не были слышны восклики:

" — Эй, Марк. Иди в нашу команду!

— Нет, в нашу команду!

— С какой это стати он должен играть за вас?

— С той стати, что с ним наша команда будет сильнее ваших инвалидов ходячих!»