Анатолий Ильин - Соленый берег

Идя берегом, густо заваленным расползшимися тюками каких-то водорослей темно-кофейного цвета, Гроссевич увидел странную фигуру, восседавшую на одном из них, в ватном суконном казакине с меховой оторочкой и плюшевом картузе с наушниками.

— Не скажете, почтенный, что здесь случилось? — спросил. Гроссевич.

Человек обратил на него сердитое лицо и, потеребив грязную, забитую соломкой бороду, враждебно оказал:

— Тайфун.

В Петербургу по книжкам и журналам, а в Иркутске, куда Гроссевич приехал после окончания военно-топографического училища за назначением, от топографов-очевидцев слышал он об этом страшном капризе природы. Но действительность, вернее ее последствия, превзошли самые яркие картины, которые рисовало его воображение. Гроссевич внутренне содрогнулся и, не донимая расспросами человека в плюшевом картузе, пошел в город.

По дороге, встретив матросов, окруживших большой гребной катер с разбитым подзором, выброшенный штормом на берег, расспросил их, как найти поручика Колесова. Ему показали небольшой домишко, торчавший на склоне сопки.

Вечером, устроив кой-какие дела, он поднялся по выбитой до камня тропе и, миновав сторожевую будку, из которой торчал штык часового, взошел на скрипнувшее крыльцо.

В сумрачной горнице у разбитого окна, верх которого был небрежно подколот рогожкой, сидели офицеры. Играли.

Гроссевич, назвавшись, опросил поручика Колесова.

— Кто? Кто?.. Гроссевич? — из-за стола поднимался моложавый, но уже с лысинкой, просвечивающей сквозь редкие черные волосы, с быстрым, усмешливым лицом поручик Лева Колесов.

Недоумение, растерянность, досада пробежали по его лицу. Гроссевич, надеясь встретить в чужом месте товарища, был несколько смущен. Одно мгновение ему показалось, что Колесов намеренно затрудняется признать его. Но Колесов наконец улыбнулся, но как-то странно. В голове Гроссевича мелькнуло: если бы он не назвался, а сел бы молча, незаметно за игральным столик и попросил сдать Колесова, то тот бы и сдал спокойно, не признавая.

Учились в одной гимназии. Только Колесов кончил ее лет на пять раньше. Поступил в Санкт-Петербургский университет на юридический факультет. Не окончив курса, бежал на Кавказ: «Поймаю пулю или крест». Но военные действия на кавказском театре шли к концу. И вместо той картины, которую рисовали Пушкин, Лермонтов, Толстой и собственное Левино воображение, он увидел благонамеренную среду, которая поспешно пожинала плоды только что заключенного мира. Мелькнул странным образом в Москве. Ахнули в кружевные платочки многочисленные знакомые Левины барышни, когда однажды увидели его фамилию в нечаевских списках. Пиковый офицер, да и только. Раза два-три встречал его Гроссевич среди своих друзей, но дальше внешнего знакомства дело не шло.

— Ну, брат, и тебя к нам фортуна завернула, — сказал Колесов, принимая руку Гроссевича в свои, которые чуть ли не на пол-локтя выскакивали из рукавов тесного сюртучка. — Никак в топографы к нам?

— Да, на съемку.

— То-то я вижу — при мундире… Это правильно, брат, хорошо. У нас тут такие дела… Видел, как городишко ковырнуло? — сказал он, хватаясь вдруг за щеку и морщась, словно от зубной боли.

— В самую точку угодил, на самый бал. Тут такой маскарад был…

— Что с вами? — опросил Гроссевич.

— Щека, что ли? Нервы, нервы… — недовольно и как бы сердясь на вопрос, ответил Колесов. — Такое творилось… Господа, знакомьтесь. Гость петербургский.

Офицеры оживились. Бросили карты, зажгли еще свечу.

— Я думал, вы здесь, как в царстве Берендея, — сказал с улыбкой Гроссевич, когда в потолок стрельнуло и шампанское полилось.

— У Берендея, у Берендея. Это нас морячки выручают. Сереже Анциферову спасибо скажи. Вчера на «Востоке» из Нагасаки пришли. Морячки — наши цари и боги, не они бы… — Колесов поперхнулся дымом, раскуривая толстую манильскую сигару, махнул рукой в сторону уже немолодого лейтенанта с темным усталым лицом. Сидел он как бы сбоку, молча наблюдал Гроссевича.

— Если б только шампанское, — вошел в разговор Анциферов. — Любую мелочь из Японии доставляем. Тяжело. Во всем самом необходимом приходится крайнюю нужду терпеть, в особенности стрелкам, матросам, поселенцам. В светлый праздник не видят того, что в любой крестьянской избе найдется.

— Мужик хорош, пока о брюхе думает, — буркнул Колесов, наполняя бокалы.

— Господа, в Иркутске говорят, что в скором времени базу Сибирской флотилии перенесут из Николаевска во Владивосток. В правительстве весьма оживленно обсуждается этот вопрос. Думаю, положение изменится уже в этом году, — сказал Гроссевич.