Анатолий Ткаченко - Открытые берега

Маленький островок-риф медленно протаивал из-под чистого снега и льда. Серые выщербленные камни в бурых пятнах лишайников уже теплели от солнца, а вокруг лунными застывшими всплесками дыбились торосы льда, и оттуда тянуло холодной сыростью. Холод и белизна простирались во все стороны океана.

И вот несмело меж камней побежали ручьи, не такие, как на Большой земле, — прозрачные, без прелого листика и былинки, холодные и блескучие.

Ни деревца, ни кустика. Камень, скудный мох.

Но и здесь пробуждалась жизнь. Оттаяла муха, расправила занемевшие крылышки, тонко прожужжала от камня к камню; проснулся муравей — и сразу за работу: сдвинул крупинку сухой теплой глины, потащил себе в нору. Черный одинокий жук долго прислушивался к теплу, сочившемуся сквозь панцирные надкрылья, потом неуклюже заковылял, еще не соображая, куда и зачем.

А солнце грело, поднималось выше. Ручьи слизали снег с мягких песчаных берегов, и островок обозначился серо-желтой глыбой среди белой пустыни. Потом нахлынул туман, мокрый, тяжелый, откуда-то с юга, от теплых вод. Он оседал на камнях, точил лед, тек и сочился. Пришел ветер, холодный «северняк», упал туман дождем, и море загремело. Из черных провалов выплеснулась густая, пахнущая солью вода.

Льды уходили, смолкали, и первые волны ударили в берег острова. Зашелестел песок, покатилась галька, ровное неумолчное звучание наполнило воздух.

Темной ночью под сырыми тучами у берегов послышались тревожные крики: «Аррр! Арра!» Птицы с юга по воде подступили к острову, а едва засерел рассвет, полчищами ринулись на скалы. С гомоном, толкотней занимали они бугристое плато, камни и выступы. Бились за свои старые, годами насиженные места.

Прилетели кайры.

Камни переменили цвет — стали пестрыми, и только песчаные берега все так же ярко и пустынно лежали у зеленой живой воды. Туманы приходили из океана и уходили в океан, ветры обтекали остров, медленно теплело небо над холодным пространством.

Другой ночью в птичий грай и шум прибоя вплелись другие, стойкие звуки. Кто-то огромный, тяжелый привалился к берегу, отдувался, фыркал в воде; потом жуткий звериный рык прокатился по острову. Одни, второй, третий… К рассвету все слилось в низкий колеблющийся рев. Сотни грузных, с необсохшей шерстью животных, вскинув маленькие головы, выдыхая горячий пар, многоголосо встречали солнце.

Это котики-секачи заняли лежбище.

Они расселись по всему восточному берегу, зорко следя друг за другом, оберегая места будущих гаремов. То там, то здесь слышалось тяжелое уханье, храп: секачи сходились грудями, сшибались, и на могучих, лоснящихся жиром шеях алыми полосами вспыхивали свежие раны. Сильные побеждали, расширяли свои владения.

Человек — хозяин острова — приехал днем.

Светлые волны перебирали гальку, играли длинными космами водорослей, кайры пикировали с плато, шлепались в воду, бойкие чайки-моевки лепили гнезда в черных трещинах скал.

Человек легко выпрыгнул из шлюпки, подтянул ее, матросы выбросили на песок мешки с провизией, бочонок пресной воды, одежду, оттолкнулись и дружно ударили веслами. Человек махнул им рукой:

— Хорошо идти!

И пошел к серым домикам, заброшенно ютившимся на узкой каменной террасе, принюхиваясь к устоявшемуся, уже душному воздуху от несметного скопления птиц и животных. Вскоре над крайней шиферной крышей вырос кухонный дымок, и вокруг запахло человечьим жильем.

Человек поднялся на плато. Кайры, топоча лапками, расступались перед ним, поворачиваясь белыми грудками. Плато было усеяно пестрыми теплыми яйцами. Задувал ветерок, и яйца, жужжа, вертелись на каменных плитах; они были тяжелые с одной стороны, острые с другой, и никогда не скатывались к обрыву. Человек ступал осторожно и недобро усмехнулся, когда из-за его плеч тяжело налетел мартын, схватил в клюв яйцо и скрылся за выступом скалы: он не любил этих больших, печальных чаек-воровок.

У обрыва человек остановился, вложил руки в глубокие карманы меховой куртки, по морской привычке чуть расставил ноги в грубых сапогах. В его лицо, коричневое, жестковатое от резких морщин, с прищуренными глазами, ударил стылый ветер, поднимавшийся снизу, от воды.