ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН

дать себя борьбой. Я понял, что враги необходимы только для того, чтобы идти вперед. Чтобы сделать карьеру, необходима оппозиция.

– Это уже парадокс, – заметил Тито.

– Я никогда не говорю парадоксов, – ответил редактор, – потому что по большей части это глупость, хорошо преподнесенная. Я утверждаю, что враги очень полезны, если, конечно, они умеют маневрировать. Разве в медицине – ты, как медик, можешь поучить меня – не употребляются бациллы для того, чтобы убить болезнь, ими же вызванную? Вся наука о серотерапии построена ва том чтобы использовать наших врагов для нашего же благополучия. Разве пиявка не паразит? А в руках врача она очень полезна.

– Что ты скажешь на это?

Пьетро Ночера ответил:

– Скажу, что с твоими познаниями…

А Тито продолжал:

– … Грех убивать себя алкоголем.

Редактор обратился к Тито:

– Ты заставляешь меня подумать о тех, которые говорят: глупо верить в значение числа семнадцать: это такое же число, как и все остальные; вот тринадцать приноснт несчастье, а семнадцать нет. Ты, Арнауди, именно так поступаешь. Ты убиваешь себя кокаином и тебе кажется беccмысленным, что я убиваю себя алкоголем. И не понимаешь того, что между нами так много общого только потому, что нас связывает сродство ядов, которые, в свою очередь, создали сходство идей.

«У нас с тобой одинаковая forma mentis*, которую разделяет с нами и Пьетро Ночера. Мы прекрасно подходим друг к другу, потому что нечто общее связывает нас. А в общем мы люди века. Как бы там ни было, я чувствую себя счастливым и не огорчаюсь тем, что отравляю себя. Было бы глупо не делать этого, раз я счастлив и доволен.

____________________

* Склад ума, форма мышления ( Д.Т .)

Если достаточно пол литра алкоголя для того, чтобы прогнать меланхолию и видеть в другом свете этот грязный мир, и, если для достижения этого достаточно нажать пуговку электрического звонка, почему я не должен сделать именно так? Если бы это приносило какие-либо страдания, тогда дело другого рода; для того, чтобы избегнуть всех неприетностей, сопряженных с любовью, необходимо прибегать к операции, а операция вещь очень сомнительная, тогда как алкоголь я принимаю по своему усмотрению. Знаю прекрасно, что он не идет мне на пользу, но все же продолжаю пить, ибо пять-шесть рюмок его приносят с собой благодушное настроение: оскорбление кажутся мне любезностями, горести – радостью, а в общем я уношусь за пределы действительности, смотрю на все со стороны и иронически ко всему отношусь. Глупые люди говорят, что я гублю себя, а по моему дураки те, кто так тщательно оберегают то, что называется нашим существованием. Даже наш директор иногда заставляет меня сесть подле себя и дружески советует мне не пить. Но он, бедняга, не знает, что только после того, как выпью, я становлюсь трудоспособным, подвижным, сообразительным! Когда я выпью, прикажи он мне натирать воском полы – я и то сделаю.

Вошла бледнолицая дама, вся в черном, оглянулась кругом и села за свободный столик.

– Прибор для письма и ликеру.

Лакей подал ей все необходимое для письма и требуемый ликер.

– Мадам Тер-Грегорианц, – сказал Пьетро Ночера, указывая на вошедшую. – Она армянка, живет около ворот Майло и известна своими «белыми мессами».

Из-под черной шляпы выбивались вьющиеся черные волосы; шляпа была украшена черной райской птицей, спускавшейся на шею и как будто ласкавшей ее.

Когда дама окончила письмо, она позвала мальчика, который и исчез с ним в толпе на бульваре.

– Позвольте представить вам, сударыня, моих друзей? – сказал, подходя к ней, Пьетро Ночера и приглашая ее занять место около их столика.

Дама посмотрела на него: у нее было бледное лицо и небольшой рот с узкими губами.

Оказалось, что по делам редакции главный редактор бывал в Армении и потому между ним и дамой вскоре завязался довольно оживленный разговор. Дама раccказывала об обычаях своей страны, страданиех народа, о родных горах, о темпераменте тамошннх женщин.

Тито тем временем прошептал своему приятелю:

– Какие у нее чудные глаза!

– Попробуй сказать ей это, – ответил Ночера, – и увидишь, что она сейчас же приведет их в действие. Это та дама, о которой я говорил тебе вчера. Это у нее стоит в комнате великолепный гроб из черного дерева, обитый дамаском и выложенный пуховиками.

– А правда, что…

– Спроси ее.

– Ты думаешь!

– Она принадлежит к числу тех, которых обо всем можно спрашивать.