ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН

– Послушай, как оно сильно бьется!

Не иметь порошку ужасно, но еще ужаснее мысль о том, как достать его.

Тогда они прибегают к разным способам – реже всего безчестным, потому что для такого рода поступков нужна энергия. Начинают отказывать себе во многом, меняют квартиру на комнату, комнату на угол; продают сперва украшение, потом платья и, накониц, тело. И тело продается до тех пор, пока находится покупатель… Вот почему можно встретить очень скромно одетыми тех женщин, которые еще так недавво блистали в Елисейских полях и Лонгшампе.

– А где шуба?

– Пятьдесягь грамм коко.

– А золотые браслеты?

– Такая большая коробочка, как из-под соды или фенацетина…

И она смеятся, чтобы не плакать, потому что уже не умеет плакать. Среди этих полуженщин, полуфантомов бродят продавцы с карманами, полными коробочек: розовых, зеленых, желтых; каждый из этих цветов содержить смесь более или менее чистую. Он не продает чистый кокаин: этого зелья там очень незначительная часть, а остальное – борная кислота, или магнезия.

Продавец прекрасно знает, что кокаинисту довольно того, чтобы у него было что нюхать, что он часто не отличает кокаина от сахару; в первой же стадии важен сам обряд нюхание.

Таким образом торговец обогащается в несколько месяцев.

Директор «Текущого момента» тотчас же оценил способности Тито. Через неделю по вступлении его в редакцию, директор телефонировал администратору, результатом чего было то, что когда Тито предстал перед кассой, ему дали на пятьсот франков больше.

– Что это значит? – спросил Тито директора.

– Это значит, что вы очень способный юноша.

– Вы никогда не говорили мне этого.

– Я не говорю. Показываю на деле.

Ему не давали никаких неприятных поручений.

– Хотите пойти на этот конгресс?

– Нет, – ответил Тито.

– Почему?

– Там скучно. Конгрессы – это собрание людей, которые говорят для того, чтобы затянуть дискуссию, и кончают тем, что посылают поздравительную телеграмму министру.

– Вы правы. Пошлю вашего коллегу.

Главный редактор тоже понял, что Тито правдивый человек, и предложил ему перейти на «ты».

Несмотря на свой титул, главный редактор был в редакции не Бог знает чем; в общем же это был милый человек, подчинявшийся всем. Люди очень часто создают себе утешение из этих контрастов: лошадь, доведенная до положение падали, называется «благородным животным»; искривление позвоночного столба, гипертрофия костей, кретинизм, физическое уродство – называются «игрой» природы; учреждение, куда люди отправляются умирать, носят название санаторий, монахов, лишенных права иметь детей, величают именем «отец».

Пьетро Ночера очень сердечно относился к Тито и помогал ему в редакционной работе.

– Скоро наступит день, когда ты отвернешься от меня, – сказал ему однажды Тито. – Пока я получаю меньшее, чем ты, жалование и занимаю низшее место, ты помогаешь мне, покровительствуешь и говоришь коллегам, что я талантливый человек, но как только я стану получать столько же, сколько и ты, будешь утверждать, что я кретин. Впрочем, это в духе людей. Даже Отец земной, после того, как устроил Адаму прекрасное место в земном раю, пожалел об этом и под первым же благовидным предлогом все разрушил.

– Ты опять принял дозу кокаина! – сказал укоризненно Пьетро Ночера. – Когда ты начинаешь делать сравнение с библией – значит у тебя в носу сидят уже несколько граммов порошку.

– Не будем уклоняться от темы нашего разговора, – возразил Тито. – Ты покинешь меня.

– Нет, друг мой, – продолжал Пьетро Но-

чера, откидываясь на спинку кресла в кафе Ришилье. Ты не понимаешь того, что у меня нет тех маленьких глупых дефектов, которыми обладают в изобилии все прочие. Я не заввдую ни тебе, ни директору, ни президенту республики, ни колбаснику Потену, который считается первым в этой области в Париже. Я работаю потому, что каждый месяц мне необходимо иметь в кармане две тысячи франков; но не хочу облагораживать работу ни посредством увлечения, ни посредством зависти, ни посредством соревнования. Жизнь – не что иное, как передняя к переходу в ничто. Кто станет работать в прихожей? Тут болтают, раccматривают висящие на стенах картины, ожидают своей очереди. Но работать! Нет никакой надобности, раз, войдя внутрь, мы ничего не увидим. Я не понимаю, почему люди, вообще, волнуются, спорят, ссорятся. Это геройский поступок, этого требует народ, то сделал хвастун: один предлагает идеи, другой – системы, третий – опрокидывает ценности. Но для чего все это? Ведь подумай только, что сегодняшний триумфа-тор, который держит в руках народные толпы, завтра может войти в любое кафе, выпить из немытого стакана, проглотить несколько бацилл, величиною в одну миллионную часть миллиметра, и отправиться к Создателю! Возвращаясь к вопросу о тебе, могу сказать, что, если бы я почувствовал необходимость назвать тебя кретином, то должен был бы считать интеллигентными всех остальных. Между тем я вижу вокруг себя людей, которые хотят казаться другими, чем они есть на самом деле, высказывают идеи, которых у них нет, проповедуют убеждения, которые им не принадлежат, говорят красивые слова для того, чтобы скрыть жалкую сущность. Кто не носит зимой шубу и уверяет, что так более гигиенично, не снимал бы ее даже в постели, если бы имел; мизантропы или любящие одиночество – по большей части такие люди, с которы-