Олег Зайончковский - Тимошина проза (сборник)

То, что Тимоша писал, не было дневником, воспоминаниями или какими-то предварительными заметками. Это были не связанные между собой прозаические миниатюры, плод свободного вдохновения. Если в мозгу возникало ключевое слово, Тимоша творил на одном дыхании. А когда дыхание пресекалось, текст считался законченным и отправлялся в соответствующую папку. Так был устроен Тимошин литературный процесс. Но даже надежная организация не отменяет трудностей творческого характера. Бывало, что ключевое слово не приходило на ум, а писать всё равно хотелось.

Была и другая проблема. Тимоше, как всякому сочинителю, требовался читатель. Он до сих пор никому не показывал своих текстов – даже родителям, полагая не без оснований, что реакция их будет та же, что на его занятия массажем. Тимоша утешался тем, что пишет «непосредственно в ноосферу», но с ней, к сожалению, не было обратной связи.

Однако сегодня ему творилось неудержимо. Ноосфера дышала близко, она обнимала, окутывала Тимошу. Ключевые и просто слова, не застревая в сознании, сразу выстраивались во фразы. Под быстрыми пальцами вкусно пощелкивала клавиатура, а за окошком дождик тоже что-то выстукивал на кузове кондиционера. Сегодня «дыхание» не кончалось. В литературном угаре Тимоша провел весь день и почти не отметил в сознании, как вернулись с работы родители. За ужином он был рассеян и невпопад говорлив, впрочем, предметы застольной беседы казались ему несущественными. Даже физические предметы, такие как нож и вилка, виделись как бы уменьшенными в размерах.

Вечером он отказался смотреть кино. Тимоша был так наполнен собственным творчеством, что приобщаться к чужому казалось ему пустой тратой времени и душевных сил. Зато целую ночь он не гасил компьютер. Стоило ему прилечь, как в голове возникала новая удачная фраза или поправка к старой. Такого с Тимошей еще не бывало. Наутро он твердо решил, что порывает с массажной практикой и посвящает всего себя литературным занятиям.

Так в Москве стало меньше одним массажистом. Конечно, отставленные пациентки огорчились – кто больше, кто меньше, в зависимости от того, как много в их жизни значили Тимошины процедуры. Зато обрадовались родители.

– Наконец-то! – воскликнул папа. – А то у нас не квартира, а проходной двор.

– А по-моему, у него появилась постоянная женщина, – заметила мама глубокомысленно.

Ни тот ни другая не поинтересовались, чем Тимоша займется вместо массажа, да он бы и не сознался. Впрочем, мама была права. В Тимошиной жизни возникло сверхключевое слово. Он сам его вырезал у себя на сердце, как другие вырезают ножиками на скамейках. Для него в этом слове сложились сразу две страсти – мужская и творческая. Надя сделалась его музой, несмотря на возникшие между ними литературные недоразумения.

Сама же она не догадывалась о таком совмещении его страстей. Надя пришла к нему в свой положенный день и держалась так, будто на презентации ничего не случилось.

– Я уже по тебе соскучилась, – сообщила она, развязывая поясок на платье. – Что же ты не раскладываешь свой стол?

– Я больше не массажист, – объявил Тимоша. – Кажется, это тебя смущало.

Надя не поняла намека или сделала вид, что не поняла. Ну не могла же она сказать: «Раз ты больше не массажист, я готова прочесть твои тексты». Она только подняла брови:

– Значит, я что же – должна уйти?

– Оставайся, – ответил он. – Но только теперь бесплатно.

Надя, казалось, была не рада. Тень сомнения легла на ее лицо.

– Выходит, у нас будут отношения, – сказала она задумчиво.

Тимоша опешил:

– А до сих пор что было?

– Я думала, что на массаж хожу.

– Но ведь мы же с тобой не только…

– Да, да. Но теперь я должна буду окончательно изменить.

– В смысле мужу? А до сих пор ты изменяла ему предварительно?

– Прости, я не знаю, что говорю.

Надя немного запуталась. Было видно, что у нее возникла потребность в анализе. Впрочем, поразмышляв минуту, она попросила Тимошу все-таки разложить стол, и у них состоялся первый сеанс некоммерческого массажа.

Но несмотря на то, что Тимоша изменил образ жизни, а Надя изменила мужу, в их отношениях оставалось всё как будто по-прежнему. Только осень заставила переменить концепцию их прогулок. Зеленая зона сделалась сначала желтой, а вскоре и вовсе опала прахом. Кроме собак с хозяевами, там гуляли теперь, вспоминая минувшее, лишь старички со старушками. Но Тимоше с Надей было рано вкушать печаль, и поэтому их прогулки переместились в город. Сезонному климатическому унынию город противопоставлял культурную альтернативу. В Москве проходили художественные выставки с инсталляциями и перформансами, в хорошо оборудованных подвалах звучала актуальная самодеятельность и, конечно, в кинотеатрах три-дэ шли новейшие сиквелы к приквелам. Ужиная в кафе, Тимоша с Надей обменивались впечатлениями. Они беседовали о том о сем, но никогда – о главном. Тимоша не спрашивал Надю о ее семье, а она Тимошу о его литературном творчестве.