Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза

— Может, ты и прав, — тихо сказал мужчина. — Может, и не будет. Но надо верить, сынок, надо верить в то, что любишь, о чем мечтаешь, это помогает жить… Если даже не приведется со мной, то ты сам вырастешь и уедешь, куда захочешь. Главное — верить, что это сбудется. Без веры невозможно жить. Ты еще маленький, и ты не научился ждать. А в жизни много приходится ждать. Ты ждешь, когда вырастешь и уедешь, а я, если еще буду жив, буду ждать твоих возвращений…

Мальчик задумчиво, устало, как обычно бывает после вспышки рыданий, слушал, мало что понимая из слов отца, не вникая в них, но сам голос родного человека, тихий и ровный, успокаивал, убаюкивал его. Ему вдруг как-то сразу сделалось очень холодно, сразу напала сонливость, он чувствовал себя, как избитый.

— Ладно, папа, я понял. Я постараюсь ждать, раз это нужно, — сказал мальчик, не замечая, что прервал отца, и немного помолчав, прибавил: — Я пойду, папа… Очень спать хочется…

— Идем, я провожу.

— Не надо, тебе потом возвращаться далеко. Сам дойду. Пока…

— Пока, — сказал мужчина. — Я завтра заеду, покатаемся.

— Ладно, — сказал мальчик равнодушно. Он на самом деле очень устал.

— Ровно в два часа заеду, жди на улице, — сказал мужчина. Мальчик молча кивнул.

— До свидания, сынок.

— До свидания.

Мальчик спустился в подземный переход, ярко освещенный неоновыми лампами. Мужчина смотрел ему вслед. Мальчик вышел из перехода на другую сторону и пошел по безлюдной, ночной улице прямо посередине, не оборачиваясь.

Мужчина стоял и смотрел, как мальчик исчезает в конце длинной улицы. Руки его тяжело висели по бокам и были похожи на двух больших, замеревших рыб. Потом он повернулся и медленно побрел вдоль тротуара. Из кустов выскочила взъерошенная, грязная собака и побежала к нему. Обнюхала его ногу и пошла рядом. Он отогнал ее. Собака покорно посмотрела ему в лицо, но не отставала. Он пнул ее ногой. Она молча отскочила и, когда он пошел, побежала за ним. Сама отстанет, подумал он, но собака не отставала. Она шла в двух шагах за ним по правую руку, будто он водил ее на поводке. Черт, вот ведь прилипла, подумал он, а подойдя к остановке, дождался троллейбуса и сел, хотя ему нужно было совсем в другую сторону. Когда троллейбус отъезжал, он обернулся. Собака стояла возле фонарного столба и смотрела вслед отъезжающему троллейбусу. Шел дождь.

Женщина сидела на продавленном диване, одна в комнате, которую, как и всю эту квартиру, давно надо было отремонтировать, и смотрела перед собой пустым, отрешенным взглядом, когда постучали в дверь. Она медленно поднялась, пошла открывать. За дверью стоял парень с потрепанным испитым лицом. В руках он держал два пакета с бутылками и едой.

— Привет, — сказал парень и вошел сразу, без приглашения.

— Заходи, — равнодушно произнесла женщина.

Парень, входя, внимательно поглядел ей в лицо:

— Ты, кажется, не очень мне рада? Я некстати? Ждешь кого-то?

— Нет, почему же… — сказала она. — Просто я здорово устала за сегодняшний день. Что это ты притащил?

— Две бутылки вина и немного поесть, — он стал вытаскивать содержимое пакетов.

— Можно подумать, ты в поход собрался, — сказала она несколько ворчливо. — Здесь все-таки квартира, и слава богу, какая-нибудь еда всегда найдется. Так что в следующий раз не бери так много.

— Ладно, — сказал парень. — Я просто подумал, раз беру вино… Тут яблоки… Положи в вазу.

— Ты есть хочешь? Сделать тебе яичницу?

— Сделай, — сказал он. — Ужасно хочу есть.

Она улыбнулась доброй и несколько жалкой улыбкой. Странная была улыбка. Она пристально смотрела на него, держа в руках стаканы, забыв, для чего их взяла.

— Что ты так смотришь?

Он забрал у нее стаканы, поставил на стол, ткнулся холодными губами в ее щеку.

— Так, — сказала она, неопределенно мотнув головой, и вышла на кухню.

Он сел на диван, откупорил бутылку, разлил вино по стаканам.

Через несколько минут она вошла в комнату, неся перед собой сковородку с шипящей яичницей.

— Ох, какая красота! — воскликнул он, потянув носом аромат яичницы. — Я так голоден, что могу проглотить эту яичницу вместе со сковородкой.

— Нет, сковородка мне еще понадобится, — она переложила яичницу в тарелки, села за стол напротив него.

— Ну-с, вздрогнем, за ваше-с драгоценное здоровье! — произнес он, паясничая.

— Не кривляйся, — сказала она. — Такой большой и глупый.

— Какой же я большой, мне всего двадцать восемь.