Олег Нестеров - Небесный Стокгольм

Петя не понял:

– Кого?

– Настю. Мы там играли с Волшениновыми.

– Она там танцевала?

– Наверное, танцевала. Только, когда я играть вышел, она за столом сидела. Рядом с одним типом. У меня глаз наметанный на эти дела. Загуляла баба.

Петя куда-то провалился.

– Ну ладно. – Мухин хлопнул его по плечу. – Будь мужиком. Не ты первый.

Настя его вопросу не удивилась:

– Ну и что? Ты не забыл, я ведь танцую в Большом. Или думаешь, все самотеком придет? И гастроли – Америка, Англия – и новые партии? Петя, таковы условия моего успеха. Я в пастушках до старости не хочу ходить.

– В куртизанках.

– Пойми, сейчас у нас балет – не просто балет. Это и валюта, и пропаганда, и дипломатия, к нам всех высоких гостей на спектакли возят, чтобы потом сговорчивей были. Мы – важная часть успехов и достижений страны. Но мы же, Петечка, как солдаты на службе. Чуть что – под ружье. Ты посмотри, «Лебединого озера» в репертуаре на ближайшие два месяца нет, а как только кто-нибудь важный из-за рубежа пожалует, всех, кто в спектакле задействован, немедленно из-под земли в Москву, на сцену. В отпуске ты, беда у тебя или праздник – никого не волнует. Ты думаешь, мне все эти кремлевские мероприятия нравятся? Приезжаешь к одиннадцати, ждешь, сидишь в комнате, лишний раз, прости, в туалет не выйти, потом куда-то ведут, в руке пропуск, выходишь танцевать, так эту бумажку в пачку прячешь, не дай бог потеряешь.

– Это мне все понятно. Я про другое. Что ты там еще в пачку прячешь. Про закрытые дачи.

– Глупый ты. Ты даже представить себе не можешь, как у нас там все работает. Банка с пауками.

– А мне что делать? Смотреть на это?

Настя замолчала.

– Помнишь, меня после «Геологов» к руководству вызвали? Сказали, что решили сделать ставку, спросили еще раз, готова ли я. Ты хоть знаешь, что это такое?

– Сейчас уже нет.

– До тридцати восьми не рожать. Либо семья, либо карьера. А ты мне накануне предложение сделал.

– Сказала бы сразу.

– Не смогла.

– А откуда этот взялся? «Русский лес»?

– Это потом уже, когда в КДС заниматься стала, с ним познакомилась. Вернее, он приходил, разговаривал, а я так, улыбалась просто.

– А кто он?

– Служба протокола, на нем все иностранные делегации, приемы, кого как рассадить в театре… Ходил и ходил. А я улыбалась и улыбалась. Пока не вывесили приказ. Он меня застал тогда в слезах, спросил, чем может помочь. Я все рассказала.

– Ему рассказала… А мне ничего. Ну все, хватит. Забираю тебя из этого гадюшника.

Настя покачала головой. Была она сейчас далеко-далеко.

– У каждого есть выбор. Я свой сделала. Через неделю она улетела в Америку.

Май вселял надежду. Казалось, мир немного сошел с ума. В Америке все шло к тому, что победит Роберт Кеннеди, младший брат убитого президента. Его называли «голливудским Бобби», так он умел располагать, толпы по всей стране скандировали: «Бобби, поцелуй меня». В своих выступлениях он выступал единым фронтом с Сахаровым, вряд ли зная о его существовании:

«Мы не считаем простое продолжение экономического развития и бесконечное накопление собственности ни тем, что должно быть целью всей нации, ни тем, что может удовлетворить отдельную личность. Мы не можем измерить национальный дух с помощью „среднего показателя Доу-Джонса“, а национальные достижения – с помощью валового национального продукта. Ибо за ним стоит загрязнение атмосферы, он складывается из уничтожения лесов, где растут секвойи, он растет вместе с производством напалма и ядерных боеголовок… Он повышается в результате выхода на радио и на телевидение программ, которые прославляют насилие, чтобы продавать товары нашим детям.

И коль скоро валовый национальный продукт включает в себя все это, есть и многое такое, что в него не входит. Он не учитывает здоровье наших семей и наших детей, уровень образования, который они получают, ту радость, которую они испытывают во время игр. Ему также безразличен уровень порядочности и безопасности на улицах. Он не учитывает ни красоты нашей поэзии, ни прочности заключаемых браков, ни честности чиновников… В валовом национальном продукте не измерить ни остроты нашего ума, ни смелости, ни мудрости, ни учености, ни жалости, ни нашей преданности родине. Короче говоря, он служит мерой всего – кроме того, ради чего стоит жить…»

Мир хотел меняться. Все те, кто хотел протестовать, видели, как это нужно делать, включая телевизор. Телевидение вдруг тоже стало другим, появилась спутниковая трансляция, и теперь материалы для эфира не нужно было везти самолетом с одного континента на другой. Весь мир видел происходящее в прямом эфире. Еще одним поворотным пунктом стала многоразовая видеопленка. До этого репортажи снимались на 16-миллиметровую кинокамеру, которая обычно стояла на треноге, много не наснимаешь, лимит. А тут можно было разгуляться, и в эфир стало попадать все больше и больше живых кадров. И самое важное, телевидение стало играть роль не только в распространении информации, но и в формировании представления о ней.