Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Впереди, — без паузы ответил Муравьёв. — Пусть едет вперёд, а мы просто будем действовать в обычном режиме.

— И мы, — коротко откликнулся Дмитриев. — В кортеж ему нельзя, у нас обученные водители высочайшего класса, он может разладить всю систему взаимодействия и по неопытности создать опасную ситуацию.

— Это может оказаться не совсем удобным с этической точки зрения, — с некоторой долей ехидства заметил Антонов. — Он старый приятель президента, главный инициатор всего мероприятия, зачем держать его в положении прислуги.

— Причём здесь прислуга? — сухо возразил Муравьёв. — Раз он инициатор, ему и флаг в руки. Пусть едет впереди и организует следующий этап операции.

— Операции?

Видимо, Антонов тоже относился к происходящему с иронией.

— Да, операции, — уверенно подтвердил министр. — Само собой ничего не случается, кроме хаоса. Всё остальное нужно подготовить и организовать.

Саранцев слушал пикировки неодинаковых мужчин и невольно задумался о великой силе слова. Операция, мероприятие, акция, действие, деяние, предприятие — можно и прочих слов набрать на ту же тему, но ни одно из них не описывает полностью ни одного понятия. Каждое нужно объяснять, разъяснять и мотивировать, доказывать частичное соответствие или полную неадекватность событию. Пускай слово «операция» твёрдо прилипло к военным действиям или вспарыванию животов под ослепительным светом в кристально чистых помещениях, но любой доброхот с улицы может долго и не без успеха доказывать частичную применимость к ним и какого-нибудь другого из перечисленных слов — одного, нескольких или всех скопом. Разве нет в некоторых смыслах «акции», «предприятия» и «деяния» в наступлении армии на свирепого противника. Слово владеет людьми, их надеждами и расчётами, отвечает за их поражения и приносит победу.

— Ладно, друзья, — произнёс он наконец тоном мудрого судьи. — Предлагаю прекратить прения. Валерий Петрович предлагает пропустить Конопляника вперёд, не вижу здесь проблемы. Да будет так! Но насчёт школы, Евгений Александрович, я непреклонен. Честное слово, не испытываю никаких опасений в отношении учеников, даже старших. Как я уже сказал, готов оформить письменное распоряжение на сей счёт — на всякий случай, для прокуратуры. Хотя прокуратура никогда и не займётся сегодняшним… сегодняшней… манипуляцией. Общественным мнением.

— Вы ставите меня в безвыходное положение, Игорь Петрович.

— Вы же не подадите в отставку? — спросил вдруг, неожиданно для себя, Саранцев и сам то ли испугался, то ли обрадовался сказанной глупости. Сейчас Дмитриев встанет и объявит об отставке. Хорошо это или плохо? Никто не знает. В политике никто ничего не может предсказать, а если может, то не признаётся. Зачем добровольно отказываться от тайного оружия? Друзья-соперники не владеют всей полнотой знания о твоей осведомлённости в их делах и роются в твоих проблемах с расчётом на выгоду, хотя в конечном итоге могут только обрести головную боль для самих себя. Все знают печальные правила игры, но участвуют в ней, ибо хотят подняться ступенькой выше или хотя бы не скатиться ниже. Зачем? Этого тоже никто не знает. Одни хотят добыть побольше денег, другие — насладиться своей ролью в истории, но все ждут благодарности. Да и не объявит Дмитриев об оставлении должности, Покровский сочтёт его предателем и смажет впечатление от эффектной выходки.

— Я не подам в отставку, зачем людей смешить, — Дмитриев переплёл побелевшие пальцы, несколько секунд изучал собственные холёные ногти, затем вернул взгляд президенту. — Я готов исполнять свои должностные обязанности в самых сложных обстоятельствах, нелепо спасаться бегством от профессиональных трудностей.

— Замечательно. В таком случае, предлагаю сейчас всем вместе обрисовать общий план… мероприятия.

«Сейчас предложу проложить маршрут по проспекту Мира, — подумал Саранцев. — И буду смотреть прямо в глаза Дмитриеву». Мысль посетила Игоря Петровича без предупреждения и, по прежнему опыту, могла бы послужить причиной реального телодвижения, но не случилось. Президент выдержал паузу. Очень короткую, её никто не заметил. То есть, никто не счёл её нарочитой и грубо сработанной, а только нечаянной заминкой.

Игорь Петрович ничего не предложил, просто выслушал доклад Кореанно с редкими комментариями Дмитриева и Муравьёва, но при полном безмолвии Антонова. Картинка сложилась немудрёная. Выезд — в интервале от половины третьего до трёх (Дмитриев требовал назначить точное время, но Саранцев пообещал расширить своё распоряжение пунктом о расплывчатом графике движения). По утверждению Муравьёва, местное полицейское руководство по сию минуту не осведомлено о поездке, но Игорь Петрович ему не поверил. Саранцев теперь вовсе никому не верил, в любом пустяке. Ему следовало продемонстрировать свою самоуверенность обладателям ненужной информации, но на деле он выказал обратное. В политике нельзя постоянно следовать однажды избранной линии поведения, ибо меняются обстоятельства, прежние оценки угроз и преимуществ. Но нельзя и метаться из стороны в сторону, запутывать сторонников своей непоследовательностью и веселить противников нерешительностью. Нужно выбирать золотую середину, но лишь до критической минуты, когда середина тоже окажется ошибкой, возможно — смертельной. Азартная игра без правил и законов, царство интуиции и скрытого знания. Эти двое знают, всё знают, и уже делают свои ходы, а он сидит перед ними, слушает дискуссии по никчёмным поводам и пытается изображать из себя всемогущего патриарха. Зачем? Блефует он сейчас или открывает сильные карты? Трудно говорить о сильных картах в его положении. В последние годы Саранцев временами начинал ненавидеть свои занятия и принимался мечтать о строительном прошлом. Проходили дни, недели, и бесполезные мечты рассеивались без следа после какого-нибудь удачного манёвра на опостылевшем политиканском поприще. Теперь, казалось, приблизилась катастрофа и нависла над ним чёрной непроницаемой стеной, угрожает задавить при малейшем к ней неуважении.