Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Игорь Петрович, у нас всё готово, — объявил Дмитриев, остановившись в нескольких шагах от президентского кресла и его обитателя. — Готовы к выезду в любой момент.

— Замечательно. Присаживайтесь, Евгений Александрович, — Саранцев указал ладонью на ближайший стул, и Дмитриев уселся именно на него, расстегнув пиджак и откинувшись на спинку, словно заботился о пояснице.

— Нам ещё нужно обсудить несколько вопросов перед поездкой, — продолжил президент, вытащил из письменного прибора ручку и опустил взгляд на бумаги перед собой, хотя ничего нужного для развития ситуации прочитать в них не мог, а написать — и подавно. Он только не хотел слишком пристально заглядывать в глаза собеседника. Боялся разглядеть в них осведомлённость и другие признаки собственной слабости. И тут же подумал, что отвёл взгляд слишком поспешно и даже суетливо, выдав свой страх. Действительно поспешил или нет? Нельзя же повернуться к Антонову и поинтересоваться его мнением на этот счёт. К сожалению. Нужно сидеть в своём кресле и продолжать говорить, изображать безразличие и казаться самому себе отличным актёром. Саранцев задумчиво теребил двумя пальцами ручку, изредка она ударялась колпачком о столешницу и звякала.

— Кажется, я догадываюсь, какие именно вопросы вы имеете в виду, — произнёс Дмитриев, неторопливо взглянул на Кореанно и вновь обратился к охраняемому субъекту. — Игорь Петрович, могу только снова повторить старые истины — инструкции придуманы не от скуки и не для создания помех в деятельности пресс-службы. Я обязан хорошо делать работу, я занимаюсь ей едва ли не всю свою жизнь, владею всей необходимой информацией и не вижу причин идти на должностное преступление ради получения эфемерных политических выгод.

Саранцев перестал крутить в пальцах «паркер» и посмотрел на Дмитриева — дольше избегать его взгляда невозможно. Нужна демонстрация силы, выходка уличного хама в разобщённой уставшей толпе, когда никто не даст отпор. Я не мечусь в поисках отсутствующего выхода, я держу себя в руках и не помышляю о капитуляции.

— Вас устроит моё письменное распоряжение? — тихо, едва ли не робко поинтересовался президент, вновь обращая всё внимание на письменные принадлежности. — Я не заключённый и не обязан соблюдать ваши ведомственные инструкции. Вожжа мне попала под мантию, в конце концов!

— Разумеется, Игорь Петрович, я не могу вам приказывать, — быстро ответил Дмитриев, и лицо его сразу посерело. — Но, мне казалось, мы понимали друг друга прежде. Вы не можете идти на необдуманный риск, поскольку несёте ответственность перед страной.

— Хотите сказать «если несёте»? Донесу как-нибудь, Евгений Александрович. Я не совершаю акт государственной измены, просто хочу отвлечься на несколько часов от повседневной рутины. Или вы считаете недопустимым использовать рабочее время для личных встреч?

— Я не определяю ваш рабочий график, Игорь Петрович, и никогда не пытался. Мы с коллегами всего лишь обеспечиваем вашу безопасность, и уверяю вас, делаем своё дело хорошо. Юлия Николаевна думает совсем о других материях и имеет полное право, но только до той поры, пока не вступает в противоречие с основополагающими принципами существования государства.

— Так уж и государства! — не сдержалась Юля. — Я подрываю устои государственности, никак не меньше. По-моему, вы просто хотите облегчить себе жизнь за счёт всех остальных, поскольку считаете себя наиважнейшей государственной структурой.

— Юлия Николаевна, вы слишком резки, — заметил Саранцев, недовольный выступлением бывшей журналистки.

Всё не может забыть боевого прошлого. Трудно её осуждать, но неуместные пикировки с директором ФСО сейчас не нужны совершенно. Одно дело — конфликт с президентом, пусть даже не лучшим из возможных, другое — с несдержанной девицей. Дмитриев действительно владеет профессией в совершенстве, и в сложившемся положении прав. Его нужно привлечь на свою сторону, а не унизить и растоптать.

— Евгений Александрович, давайте конкретизируем предложения сторон, — примирительным тоном продолжил президент. — Ваши люди ведь негласно взяли ситуацию под контроль вокруг этой злосчастной школы?

— Разумеется.

— Посторонних в здании тоже нет?

— Нет.

— Какая же опасность может мне там грозить?

— Обстановка может измениться в любой момент, хотя бы вследствие неадекватного поведения какого-нибудь человека, прежде совершенно безобидного, — менторским тоном разъяснял азбучные истины Дмитриев. — Старшеклассники с головой совсем не дружат, и невозможно заранее предусмотреть все их глупые и опасные выходки.