Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Контрреволюционные вещи говорите, Филипп Филиппыч, — съёрничал Худокормов.

— Знаю, — беззаботно отмахнулся Ладнов. — Всю жизнь умолкнуть не могу. На моём счету столько идеологических преступлений, словно я — родоначальник великой теории. А в действительности просто не говорю трюизмами.

— Мой папаша на вас бы с кулаками сейчас бросился, — заметила Наташа. — Хорошо, что его здесь нет.

— Нисколько не сомневаюсь, — согласился с ней Ладнов. — На меня и бросались. Вы не поверите, если я вам начну рассказывать подряд все истории из своей жизни об идеологических боях. Мифы советской эпохи никуда не делись, они до сих пор живы и возведены в ранг национального достояния, а любые посягновения на них воспринимаются как измена родине. Предания о подвигах советских людей — неотъемлемая часть фундаментального общесоветского мифа, а между тем — что такое подвиг? Все солдаты в окопах рискуют жизнью, но ордена всё же дают не всем. Должна сложиться из ряда вон выходящая ситуация, когда угроза смерти возрастает намного более обычного для фронта уровня. Что же означает возникновение такой ситуации? Что кто-то рядом или выше чего-то не смог или не предусмотрел. Другими словами, если один совершает подвиг — значит, кто-то другой ошибся, струсил или предал. Таким образом, массовый героизм в Великую Отечественную, которым так гордился советский агитпроп, означал тотальную профнепригодность военно-политического руководства страны на всех уровнях. И рядовые солдаты заливали своей кровью все многочисленные несовершенства своего Отечества, получив от него взамен после войны много пустых слов и мало помощи. Боевой устав израильской армии разрешает солдатам сдаваться противнику в случае окружения и прочих видов безнадёжных ситуаций, но когда кому-нибудь удавалось окружить хотя бы один израильский взвод, не говоря уже о дивизиях? При этом войны Израиль выигрывает с лёгкостью необыкновенной. В Советской же армии главными виновниками многочисленных окружений были сделаны рядовые, которых доблестные генералы по указаниям Ставки и её Верховного главнокомандующего заводили в «котлы» целыми армиями и фронтами, а порой и бросали там, как в Севастополе, откуда старших офицеров вывезли самолётами.

— Вы пробовали говорить то же самое простым советским людям? — поинтересовался Худокормов.

— Старался не упустить ни одной возможности, — заверил его Ладнов. — И до девяносто первого года, и позже. Если вас интересует реакция — она не меняется десятилетиями, и сейчас остаётся ровным счётом такой же, как и в семидесятые. Только раньше аудитория возмущалась и немного пугалась — как бы не возбудить подозрения органов в причастности к антисоветской пропаганде. Сейчас только возмущаются и иногда действительно пытаются пустить в ход кулаки.

— И чем вы объясняете такую реакцию?

— Инерцией. «Титаник» погиб, поскольку пытался уклониться от столкновения с айсбергом. Если бы он продолжил движение прежним курсом, то получил бы сильный удар, многие пассажиры насажали бы себе синяков и ссадин, но благополучно добрались бы до дома, так и не узнав, какова была альтернатива. Вот я своими слабыми силами и пытаюсь спасти Россию, шмякнув её физиономией прямо в неприглядную реальность. Жить дальше старыми мифами — самоубийство для страны. Ведь прежний курс однажды уже привёл тогдашний режим к краху, и я почти уверен, что падение Покровского с тех же рельсов приведёт к возникновению моря крови и лишений, следствием которых станет новая дезинтеграция государства, и в чьих руках тогда окажется ядерное оружие, предсказать невозможно.

— Вы ведь сейчас буквально агитировали за Покровского, — удивился Худокормов.

— Видимо, вы меня не поняли, Леонид. Видимо, как и многие. Возможно, я высказывался недостаточно ясно. Генерал сейчас — меньшее зло, поскольку любая реальная альтернатива ему означает только ускорение деградации. Надеюсь, вы не рассчитываете на нашу победу по итогам выборов?

— А кто мог в восемьдесят девятом предсказать запрет компартии Ельциным всего через пару лет? — парировал Худокормов. — Скорее, ждали его ареста и показательного процесса.

— Конечно, в России пророкам трудно живётся. Правильный прогноз сделать проще, чем дожить до его осуществления. Возвращаясь к вашему батюшке, Наташа, и к его кулакам. Почему он не потерпел бы моих крамольных суждений?

— Потому что счёл бы их клеветой.

— Клеветой на кого?