Пётр Самотарж - Одиночество зверя

Ладнов продолжал своё выступление в том же духе, настырно и безразлично к сопротивлению аудитории, пока не высказал все свои мысли и неторопливо вернулся на своё место в зале. На трибуну взобрался маленький человек в очках, который ранее первым бросился на бой с Ладновым, и принялся доказывать необходимость бескомпромиссной борьбы с советскими идеологическими мифами — ведь неспроста они лежат и в основе современной официальной идеологии, которой, по идее, вовсе не должно быть. Современные апологеты Покровского с ностальгической тоской повторяют свою извечную мантру: раньше нас боялись и уважали. Они даже не считают нужным скрывать неправдоподобные и антинародные планы: сделать врагами всё геополитическое окружение России, чтобы нас снова, как в советские времена, боялись. Об уважении говорить трудно — во всяком случае, в Восточной Европе Советский Союз уж точно не пользовался уважением. Вызвать страх проще, чем уважение, хоть и контрпродуктивно для национальных интересов, поскольку испуганные соседи будут искать защиты у третьих стран и военно-политических блоков. Мы сможем интегрироваться в окружающий нас мир, только осознав и признав порочность советской политики, от пакта Риббентропа-Молотова до брежневской доктрины ограниченного суверенитета. Прогресс и движение к процветанию возможны только в единстве с Западом, а не в противостоянии с ним, как доказал своим примером Советский Союз, запускавший ракеты, но так и не решивший проблему бесперебойного снабжения своих граждан туалетной бумагой.

Ладнов спокойно слушал оратора на своём месте и сохранял безмолвие всё время, пока слово брали другие выступающие, настроенные не менее решительно. Наташа косилась на него в ожидании разглядеть в чертах его лица признаки расстроенных непониманием чувств, но по-прежнему видела лишь отстранённость. Принимает он поражение в споре или просто не осознаёт его? Да и как понимать поражение? Если ты не смог переубедить множество несогласных, но и они не заставили тебя изменить точку зрения — проиграл ли кто-нибудь? Оставшийся в меньшинстве, разумеется, проиграл. Но почему Ладнов думает иначе? А он ведь определённо думает иначе. Не волновался и не принимался кричать на трибуне, но и сейчас сидит, словно у себя дома перед телевизором. Сколько споров пережил он в своей жизни и сколько раз оставался в меньшинстве? Наверное, чаще, чем в большинстве. Во всяком случае, так показалось Наташе — её багаж знакомства с Ладновым отличался завидной скудностью, но мнение нарисовалось само собой, изящно и незаметно, прямо из воздуха. Он спорит не ради победы, а ради заявления своей позиции. Несколько десятилетий смотрят сквозь него люди, наделённые властью карать и миловать, он смотрит мимо них и продолжает твердить постулаты своей веры. Как теперь выясняется, единомышленники тоже его не жалуют, но и они тоже не могут его поколебать. Человек готов остаться совсем один на ледяном ветру и не боится смерти во всех её многочисленных и разнообразных личинах.

Спустя некоторое время объявили перерыв, народ потянулся в буфет, Наташа проявила настырность и искусство перевоплощения в нечаянность, но смогла оказаться за столиком вместе с Ладновым и Худокормовым. Они скупо обменивались впечатлениями об итогах первой части заседания, и Пётр Сергеевич обсуждал его, как шахматную партию — называл удачные и неудачные ходы, свои собственные и его соперников.

— Вы так спокойны, — позавидовала Наташа. — Я так никогда не научусь.

— Всему научитесь, если будете достаточно часто тренироваться, — успокоил её Ладнов. — Мы с вами ведь уже обсуждали искусство диспута.

— Так ведь перед зеркалом дома не потренируешься — надо на публику выходить.

— Бесспорно. Здесь главное — не пытаться представить себя со стороны. Всегда сам себе кажешься жалким и неубедительным.

Ему легко рассуждать, он жизнь посвятил борьбе. Спорил с корифеями, философами, гэбистами, философами, соратниками и противниками. Стоял на импровизированных трибунах перед стотысячными толпами и добивался от них отклика. А Наташа в своей жизни спорила по преимуществу с матерью на предмет какой-нибудь покупки. Правда, ругалась отчаянно и время от времени добивалась своего, но разве можно сравнить такие ссоры с настоящими диспутами?

— Пётр Сергеевич, а зачем вы сейчас выступали?

— Зачем? Ясно зачем — иначе меня бы никто не услышал. Все люди выступают, чтобы их выслушали.