Юозас Пожера - Рыбы не знают своих детей

В тетради было много записей об охоте на соболя: когда начался и закончился сезон, какая приманка оказалась наилучшей, в каких местах больше попалось зверьков и сколько уплатили приемщики за шкурки. Между этими сугубо деловыми записями встречались и «раздумья». Вроде таких: «Не воспитать нам подлинного интернационалиста, пока человек не научится любить и ценить свой родной край. Много нынче развелось всяких летунов: носятся как угорелые по всему свету, позабыв о родных местах. Поживут полгодика там, полгодика тут и опять бегут в неведомую даль — туда, где рублик подлиннее, где кусок посытнее. И еще прикрываются долгом интернационалиста, мол, приходят на выручку дальним друзьям, а на ближних им, выходит, наплевать. Родные поля бросают, даже пашни под сорняком глохнут. Хорошо бы нам поменьше рассуждать об этом священном долге, а начать с азов, с Родины. Я на собственной шкуре чувствую, как плохо человеку без настоящей родины. Поэтому не сомневаюсь, что любовь и привязанность к родному месту и есть тот фундамент человеческого бытия, на котором можно возводить остальные человеческие ценности. Нет человека более поверхностного, чем человек без родины. Лишь она, эта первая любовь, порождает и то чувство, которым можно делиться с остальными. Поэтому я считаю, что мы, коммунисты, обязаны воспитывать в людях любовь к родному краю — начало всех начал».

Целые страницы были исписаны фенологическими наблюдениями: как цвела и как завязывалась брусника, клюква, черника, каков был урожай шишек, сколько в том или ином году было соболя…

Любопытно, что он пишет обо мне? Надо глянуть в последние записи. Я принялся листать тетрадь, пробегая глазами заметки Юлюса. Однако нигде не встретил ни строчки о своей персоне. Зато часто попадались отчаянные записи о необходимости бороться с алчностью и стяжательством, и я подумал: «О наивный пыл утописта! Ори, надсаживайся — люди (будьте умеренны!) камнями закидают, истычут пальцами. Умеренности не научишь красивыми словами. Кто гол как сокол, того и призывать к умеренности не надо, он умерен, так сказать, по необходимости. А что ему остается делать? Красть, грабить тех, кто утопает в довольстве? А тем, между прочим, вовсе не кажется, что они предаются излишествам, поскольку они знают и таких, кто живет еще более неумеренно. Где же предел? С чего начинать это разделение людей на умеренных и неумеренных?» Так думал я, листая толстую тетрадь, пока взгляд не упал случайно на запись, которая заставила меня остолбенеть. Казалось, будто слова и мысли мои, а только занесла их в этот своеобразный дневник рука Юлюса: «Часто меня преследует назойливая мысль, будто живу я не так, как надо, поступаю не так, как следует. Все, чем я занимаюсь, кажется глупым и никчемным, а самое главное и ответственное как бы еще предстоит. Оно близко, совсем рядом, но я не могу разглядеть его. Такое чувство, будто вокруг да около бродит неразгаданная тайна, а стоит лишь разгадать ее — и откроется суть и смысл бытия. Но уходят дни, месяцы, годы, а тайна так и остается тайной, и это угнетает все больше, все настойчивей требует ответа. Неужели подобные мысли и чувства одолевают и других людей, неужели и они мучаются поисками объяснения подлинного, глубокого смысла нашего существования на земле?»

Я несколько раз кряду прочитал эти строки и ошеломленно замер с раскрытой тетрадью в руках. Поражало именно совпадение: ведь не только сегодня, не только вчера или позавчера терзался я такими же мыслями. У меня и прежде бывало это чувство отчаяния, которое накатывало самым неожиданным образом. Иногда, казалось, все шло как надо — и работа ладилась, и с Дорой жили душа в душу, а отчаяние преследовало меня независимо ни от обстоятельств, ни от настроения. Но лишь изредка оно бывало затяжным, а, как правило, проходило так же быстро, как и возникало: жизнь на каждом шагу ставила множество самых прозаических, бытовых вопросов, на которые требовалось отвечать немедленно, без длительных размышлений. Зато здесь целыми днями, а иногда и неделями я не мог отделаться от мыслей о тщете бытия. Если и не думал определенно об этом, если охотился или занимался текущими делами нашей однообразной жизни, то мысли эти исподволь подтачивали меня, вертелись где-то в подсознании. И надо же было такому случиться, что именно сегодня мне попались на глаза эти записи, напомнившие о моих собственных сомнениях. Зачем? И без того они изводят меня днем и ночью. Нет, лучше не думать…