Юозас Пожера - Рыбы не знают своих детей

— Шеркшнене кто вам?

Заведующий подпрыгнул на скрипучем стуле, потом бросился ко мне и широкими плоскими ладонями схватил за плечи.

— Юлюс! Не узнал? — спросил он и сам ответил: — Где уж тут узнать в такой темени! Сколько лет прошло! Пойдем, детка…

Он взял меня за руку и вывел за дверь. Там он снял темные очки, и я тотчас узнал его: Сташис! Почти не изменился. Только виски поседели. И одет совсем иначе: темно-коричневые вельветовые брюки, модные туфли, по-молодежному облегающая сорочка с черной этикеткой фирмы на кармане. Этакий подтянутый, спортивного вида джентльмен, ничуть не похожий на Сташиса моего детства. Он расспрашивал о моей жизни, о последних годах и последних днях матери, но ни словом не обмолвился об отце и не интересовался им. А когда услышал, что я намерен и отца хоронить рядом с матерью, нахмурился.

— Не понимаю, к чему это. Почил себе человек в мире, покоится в родной земле, да будет она ему пухом…

Я заметил, что такова последняя воля матери. Пока мы шли по кладбищенской аллее, Сташис не переставал удивляться: жили в одном городе, а ни разу не встретились. Он подозвал бородатого могильщика.

— Видишь, Юстинас, — он показал место между двух могил. — Здесь выроешь яму. Когда хороните?

— Послезавтра, — ответил я и спросил: — Хватит ли здесь места на двоих?..

Сташис поморщился, недовольно хмыкнул и развел своими длинными руками:

— Отца придется в другом месте. Иди-ка, подбери там, справа, — он показал рукой на болотистую низинку и ушел, не произнеся больше ни слова.

Видно, лицо у меня было более чем хмурое или печальное, потому что Юстинас взял меня за плечо и проговорил:

— Не раскисай. Мы с тобой сладим это дело, слышишь? Только папашины останки надо привезти пораньше, чем мамашу. Было бы отлично, если бы папашу доставили раненько утром. Или ночью. Я живу в том же доме, где контора. Только с другой стороны. Как приедешь — стукни в окно, ладно? А теперь беги, хлопочи. Дело непростое. А тут мы все устроим…

Я вынул десятирублевку, хотел вручить ее могильщику, но Юстинас оттолкнул мою руку.

— Перестань. С тебя денег не возьму. Разве что на бутылочку. Но это — потом…

До вечера я носился по учреждениям. Ночью опять почти не сомкнул глаз. На следующее утро тетя Кристина отвела нас к водителю грузовика, с которым мы договорились относительно перевоза останков моего отца. Выехали вечером. Дядя Егор сел рядом с шофером, а я устроился в кузове. Лежал навзничь и смотрел на летнее небо. Тоска, тоска… И вроде бы знаешь, что все сделал по закону, в нагрудном кармане у тебя все необходимые бумаги, а на душе кошки скребут. Будто делаешь что-то недозволенное, преступное. Это гнетущее чувство какой-то смутной вины не прошло и на деревенском кладбище, где мы быстро разыскали отцовскую могилу. Я чувствовал себя вором. Может, оттого, что долгий летний день подходил к концу, что исподволь надвигалась ночь и кругом воцарилась тишина, а наши заступы нарушали ее, бренча о кладбищенский гравий. Казалось, вот-вот подойдет кто-нибудь и спросит: «А вы что здесь делаете, уважаемые?» Но никто не шел, никто не спешил схватить за руку. Когда из-под песка проглянул край оцинкованной гробовой крышки, когда дядя Егор продел под гроб веревки и мы стали поднимать, мне сделалось страшно: показалось, что мы тянем наверх пустой ящик, настолько он был легким. Я шепотом сказал об этом дяде Егору, но он меня успокоил: «Ты только глянь, какая тут земля — песок да камешки, в такой земле высыхают, как мумии».

Уже занималось утро, когда мы подъехали к городскому кладбищу. Я постучался в здание конторы с противоположной стороны, и Юстинас сразу открыл.

— Привезли?

— Да.

— Про вино не забыл?

— Нет.

— Давай бутылку.

Я принес. Юстинас зубами сорвал крышку, прямо из горлышка выпил половину бутылки и сказал:

— Ладно. Пошли.

Мы отнесли цинковый гроб к яме, туда, где распорядился рыть Сташис. Я вопросительно взглянул на Юстинаса, а он, поняв мое беспокойство, объяснил:

— Места хватит обоим, парень. А еще я скажу: по-моему, нашему начальничку твой папаша был не по душе. Был у него зуб на покойника, явно был.

— Почему?

— Я-то почем знаю… Но он хлопотал только насчет матушки, а про отца так и сказал: «Сунь его куда-нибудь…» Ну, зло меня взяло. Нет, думаю, товарищ начальник, ты хоть лопни, а этих людей я схороню чин чином… Погляди, как я сделал…

Я заглянул в яму. Почти у самого ее дна справа чернела широкая ниша. Я смотрел на нее и думал: «Почему Сташис не хочет, чтобы мои родители покоились рядом?» Кто ответит мне? Никто.