Виктор Пожидаев - Чистые струи

— Я ему уйду! — Мишка стал выхватывать из колоды сильную рыбу и толкать ее в мешок.

Во второй колоде оказалось всего два усатика, а в третьей, что ближе к берегу, и вовсе ни одного.

— Ничего! На уху хватит. Сейчас больше и не будет, ход давно кончился. В ход-то колоды не ставят — браконьерство. Этак можно всего налима вывести. Давай-ка стянем ловушки на берег.

Солнце тускнело, висело совсем низко — вот-вот нырнет в чащобу.

— Попей, Мишатка, из проруби!

— Зачем, деда?

— Попей, попей! Это ручей особый. Попьешь из него — снова сюда вернешься когда-нибудь. Так потянет — никакая сила не удержит.

— Я и так вернусь, деда! — сказал Мишка, опускаясь на колени. Первый глоточек он сделал осторожно, словно боялся обжечься холодом. Потом осмелел и стал пить легко, как из кружки.

— Ну хватит, хватит! Горло побереги.

— Деда, а если папке этой воды повезти — его потянет сюда?

— Кто его знает… Вообще-то пить прямо из ручья надо.

— Эх, бутылку не взяли, а то попробовали бы.

— А ты, Мишатка, расскажи про этот ручей ему, про налимов, про особую воду. Это его тоже должно потянуть.

— Конечно! Я ему все расскажу. Про зайца, горностая…

— Про волка, Мишатка!

— Про волка?… А что про волка?

— Ну, как ты его поленом оглушил!

— …Не надо, деда. Мама знаешь какая! Больше сюда не пустит…

Рукавицы у Мишки обледенели, но внутри были сухие, теплые. Дедушка нес мешок, а Мишка топор.

К дому подошли уже в темноте.

Дядя Петя Шмаков ждал их в прихожей.

— А я уже встречать вас собрался! Что долго-то? Не провалились?

— Да вот рыбу кое-как дотащили! — Дедушка бросил мешок на пол, и он стукнул, будто был с камнями.

— Все не пустые! — Бабушка бросала налимов в эмалированную чашку. — Картошка уж сварилась, сейчас и ушица будет. Садитесь ужинать! Вон пирожки пока, а там и уха будет.

Дядя Петя не раздевался.

— Чего ты, Петр? — удивился дедушка.

— Да я… Это… Может, пойду сначала ледянку проверю?

— И то! — Дедушка пошел к вешалке. Мишка стал поспешно натягивать валенки.

— Совсем спятили! — всплеснула руками бабушка. — С мороза — и на мороз… Мальчишку-то чего таскать?!

— А ты удержи его! — сказал дедушка. — Удержи-ка своими пирожками! Чьи кровя!

— Опять за свое!

Бабушка обиженно повернулась и пошла к плите.

Сначала шли молча. Всем было немного неловко.

— Ты куда-то не туда ведешь, Петр! — опомнился дедушка.

— Туда, туда! — Шмаков прибавил шагу. — В клубе собрание охотников. И так уж опоздали….

…И вот все это уже прошло. Все. И собрание, и проводы Мишки. Стучат колеса, поезд спешит в город. Туда, где трамваи, катки, мороженое, театры, где ночью светлые улицы и много народу. Оттуда, где фыркает в конюшне трудяга Гнедко, где улицы присыпаны сеном и силосом, где над каждым домиком стоят по утрам столбы белого дыма, где глухой лес и быстрая река, чистый ручей с непростой водой… Туда, где мама и папа. Оттуда, где бабушка и дедушка…

Вот было бы так: если скучно жить, можно сделать, чтобы дни летели быстро-быстро! А если жить интересно, чтоб шли они еле-еле, чуть заметно. Тогда Мишка еще бы был у дедушки…

Вагон покачивается, покачивается Мишка на своей полке. А в окне уже ночь. Дедушка, наверное, заряжает патроны, готовится к новой облаве. Бабушка телевизор смотрит. Нет, делает вид, что смотрит, а сама считает дни, когда снова заявится он, Мишка… Пролетело бы это время как одна ночь. Утром бабушка глядь, а Мишка уже на пороге!

— Ой! Мишанька! Вернулся… Случилось что?

— Да нет, баба, снова каникулы!

— Да что же это мы, старый, проспали, что ли!?

— Проспали! Какое — проспали. Это Мишатка ведь из ручья моего, особенного, попил. Вот и захотел вернуться. Так захотел, что время колесом пошло! Ты, Мишатка, отцу про ручей рассказывал?

— Ой, деда! Некогда же было… Я даже не успел его увидеть.

— Это ты чересчур уж много воды попил! Ну ничего! Ничего. Потом расскажешь. Только не забудь, ладно?

Вагон покачивался. Мишка старался понять — что же получилось? Снова, что ли, от дедушки едет? Опять каникулы пролетели? Догадался наконец. Какой быстрый сон! Появился и исчез. Мелькнул, как горностай..

…Рано утром Мишку разбудил дядя Петя.

— Ты, Миш, не серчай! Я уж по ходу ледяшку прихватил… Глянь! Вон сидит…

Мишка бросился к двери.

— Куда же ты голенький-то! — Бабушка схватила что подвернулось под руку — штаны, носки, заспешила за Мишкой: — Надень, надень! Успеешь, налюбуешься…

Какое там — надень! Мишка не мог оторваться от прозрачной ловушки. Белый зверек, пятясь, вжался спинкой в холодную стенку, взъерошил шерсть. Он хрипел, показывая красный язычок, тонкие губки дрожали и дергались.