Виктор Пожидаев - Чистые струи

— Чьи кровя! — появился в сенцах дедушка. — Тащи его в хату!

Зайца упрятали в мешок, он там уснул, наверное. Потому что не шевелился. А дедушка и дядя Петя начали лепить в коридоре, возле умывальника, просторную клетку. Она получилась ничего себе, сверху — как стол.

— Вот и ладно! Вот и ладно, — радовалась бабушка, мне тут как раз стол нужен. Всякую посуду ставить. И зайцу у дверей не жарко будет. Красив-то как!

Беляк забился в угол клетки. Мишка натолкал ему сена, положил кусок хлеба и воды поставить не забыл.

Шмаков не переставал удивляться:

— Идем… Сидит! Я — давай ружье! А он в петле! Чуть не стрелил. Разве впопыхах разберешься! А это Мишкин, оказывается. Вчера поставил, сегодня — есть! Шустряк!

После обеда Мишка пошел к Ветке. Дядя Петя утеплял ей будку — обшивал снаружи старым матрасом. Вместе с Мишкой сменили умятую подстилку, натолкали внутрь кучу пакли, разворошили. Теплое гнездо получилось! Ветка забралась в будку и сразу улеглась.

— Не отошла еще совсем, — будто извинялся за нее дядя Петя. — Но есть лучше стала. Отойдет!

Потом они снова пошли смотреть зайца. Бабушка улыбалась, довольная:

— Дед ему овса насыпал — ест!

— Да ну! — не поверил Шмаков, просунул в клетку свою мозолистую ладонь.

Заяц зашевелил толстыми, как жилка, усами, потянулся к ладони, приподнимая свой куценький зад. Он ел из руки осторожно: набив рот, чуть пятился и садился.

— Скажи кому! Засмеют. Где это видано, чтобы дикий зверь сразу к руке потянулся? Ну Мишка! Вот уж везучий! То волка палкой забьет, то косого приворожит.

— Чьи кровя! — хихикнул из кухни довольный дедушка. — Мы еще не то могем!

— Вот все слушаю тебя да молчу. А чего молчать? Кровя! Вроде бы только ты и ость свет в окошке. А уж я тут ни при чем. Какие там у тебя кровя! — передразнила его бабушка. — Наша-то порода, пожалуй, пошустрей, поделовитей будет. Вон мои братовья — плечисты, бог ничем не обидел. И старики они крепкие, куда тебе, лысому! Мишка-то в отца, а он — весь в них. От матери, значит, от меня все перенял. Кровя!

— Пусть! Пусть! — уже всерьез наступал на нее дедушка. — Только ваша порода земельная, домашняя. Как есть все валенки, на смелое дело не расшевелишь. А мы-то — охотники! Вольные, каленые. Волка — поленом! Зайца — за уши. А ты как думала! Кровя! Вот они где и выплыли кровя.

Шмаков смеялся.

— Чья правда, Петр? — обратился к нему дедушка.

— Ваша! — добродушно ответил дядя Петя. — Смешались кровя, и добрые дети пошли. Лучше тех и тех.

— Вот так! — победно глянула бабушка.

Ночью заяц шуршал сеном, гремел перевернутой миской. Мишка просыпался, слышал его и все радовался, радовался… Он подумал вдруг, что беляк мог и задохнуться в петле. Куда и сон делся! Пробрался тихонько в коридор.

Мишка гладил зайца, чувствуя под легким скользким Мехом тонкие ребрышки, и жалел его. «Худышка! — шептал он тихо в темноте. — Сена вволю поесть не дают, гоняют по лесу. Не буду вас больше ловить. Хватит сена! Все не съедите. Сколько для этого животика… Ого! Молодец, набил! Вот подожди, я тебе утром морковки достану. Она сладкая! Пробовал морковку, нет? Попробуешь! И брюквы дам. У бабушки есть. И свекла есть».

— Мишанька, ты чего это не спишь?!

Мишка ловко пробежал в темноте через зал и юркнул в постель. Но он еще не спал, когда бабушка зажгла на кухне свет. Наступило повое зимнее утро. И еще не кончились Мишкины каникулы. Так здорово!

А время бежит!.. Не то что в городе. Мишка оглянуться не успел, а уж только три денька до отъезда осталось. Отец телеграмму прислал: почему, мол, не пишешь. Еще и писать! Тогда вообще ничего не успеешь. Но чтоб сильно-то родители не волновались, дал ответную: «Жив здоров чего и вам желаю Михаил».

Заяц Мишкин жиреть стал. Да так быстро! Щеки нарастил, бока округлил. Забавный! Все подряд ест. И с полу, и с рук. Бабушка на него нарадоваться не могла: любит, когда хорошо едят. Не понравилось только, что беляк ее резиновый сапог схрумкал, до самой подметки.

— Значит, организм требует! — утешил ее дедушка.

Мишке за сапог очень неудобно было, будто сам его съел. Да и потом чувствовал, что заяц — какая-никакая, а все же обуза для дедушки с бабушкой. Это для Мишки они готовы на все.

— Деда, я отпущу зайца…

— Да ты что, Мишатка! Пусть живет. В радость же он тебе!

— Отпущу, деда! Все равно скоро уеду, ему скучно.

— А давай так! — улыбнулся дедушка. — Вынесем на крыльцо: убежит — бог с ним, останется — пусть живет.