Константин Лагунов - Больно берег крут

Центральная комиссия в полном составе снизошла в безвестный захудалый Туровск, чтобы признать свою неправоту. Это ли не победа? Легко ли заласканным почетом министерским заправилам громогласно уступить каким-то турмаганцам? А ведь уступили. Признали. Вопреки собственным инструкциям и приказам согласились на выделение первоочередного участка разработки недоразведанного и незащищенного месторождения. Так прими же эту уступку с благодарностью, а не диктуй, не требуй, не возносись…

Пока Бакутин, приберегая запал наперед, неторопливо высказывал замечания по технологической схеме разработки первоочередного участка месторождения, требуя резкого увеличения объемов бурения, введения двух сеток разбуривания в зависимости от группы нефтеносных пластов, его слушали с доброжелательным вниманием все: и члены комиссии, и руководители главка. Как бы поддакивая Бакутину, подкрепляя и приободряя его, Румарчук согласно кивал и негромко, но четко, словно молоточек метронома, постукивал острием карандаша по настольному стеклу. И когда Бакутин заговорил о необходимости уже сейчас, с первых шагов думать и делать все для повышения нефтеотдачи пластов, его тоже слушали заинтересованно, доброжелательно, покачивали утвердительно головами, подбадривали многозначащими «так», «разумно», «верно». Приняли разработанную Бакутиным схему нагнетательных скважин, по которым ринется в нефтяной пласт вода, тесня, выжимая оттуда нефть. Согласились с его предложением немедленного поиска индустриального способа строительства ДНС (дожимных насосных станций), качающих нефть с промысла на центральный товарный парк, и КНС (кустовых насосных станций) для закачки воды в пласт. Но все разом незримо отмежевались от Бакутина, едва тот заговорил о главном: о сохранении попутного газа.

Он нутром угадал пустоту, которая вмиг образовалась между ним и сидящими за столом президиума. С каждой новой сказанной им фразой пустота эта все расширялась и углублялась, становясь неодолимой пропастью.

«Неужели они непробиваемы? — с каким-то почти отчаянием подумал Бакутин. — Нефтяные киты, вершители, они не могут, не смеют не понять. Нужны цифры потяжелей, погабаритней, неоспоримые доводы…» А память уже на страже, уже подает нужные шеренги цифр, неразрываемые цепи логических умозаключений и доказательств. Умело повернутые нужной, выгодной стороной, до свечения накаленные волнением, цифры и доводы эти, по мнению Бакутина, становились неотразимыми. Попробуй-ка оспорь, отмахнись от названной цифры уже сожженного в факелах попутного газа. По мере увеличения нефтедобычи эта цифра удвоится, утроится, удесятерится и станет через десятилетие астрономической. Назвал ее Бакутин и тут же превратил кубометры газа в топливо и в рубли, потом перевел в химическое сырье и снова в рубли. В воздухе замелькали оглушительные цифры.

— А если этот газ в пласт? — спросил он закаменевший президиум.

Выдержал короткую паузу, словно ожидая ответа, и, не дождавшись, сам же ответил:

— Мы сбережем сотни миллионов народных рублей, сохраним под землей, как в консервной банке, десятки миллиардов кубометров газа до тех пор, пока не построим заводы по его переработке, а главное — увеличим нефтеотдачу пласта, ну пусть на семь процентов. Всего на семь. Максимум на семь…

Он тут же превратил этот крохотный процент в тонны, и получилась впечатляющая цифра. Закачка газа в пласт продлит самотечный способ нефтеотдачи… Опять внушительная сумма прибыли. Газ в пласте оградит нефть от заводнения, стало быть, на очистке… И снова миллионы рублей дохода…

Сидящим в зале давно уже передалось настроение оратора: они возбужденно переговаривались, что-то записывали в блокноты, посылали записки в президиум, который остался по-прежнему непроницаемо чужим Бакутину. Понимая это, Гурий Константинович только огромным усилием воли удерживал речь на изначальной волне, не сник и не сорвался в другую крайность.

Когда шел от трибуны, еле волоча ватные ноги, услышал сказанное кому-то Румарчуком: «Эту бы увлеченность да в дело…» Бакутин сел, отирая влажный лоб и ощущая мелкую дрожь во всем теле. Поймал ободряющий взгляд Пака, а Лисицына взгляд ускользнул. Захотелось уйти. Все равно никто его не поддержит, разве что Пак, так тому вряд ли дадут высказаться. И что нового скажет Пак? Надо было исподволь, заручась поддержкой, обретя сторонников. Да, надо было не так, но он не умел по-другому и оттого злился и на себя, и на других. «Сейчас они разнесут меня…»