Константин Лагунов - Больно берег крут

Безмолвствовали горластые телефоны, не скрипели половицы и дверь, только влажный ветер с Оби бесшумно втекал в растворенную форточку, парусил нейлоновую занавеску, обвевал прохладой отрешенное лицо спящего. Вот ветер принес с реки пьянящие, волнующие запахи смолы, солнца и водорослей. Дрогнули паутинки нервной антенны, недремлющая долька мозга, вобрав в себя все эти запахи, мгновенно их овеществила, и Бакутин тут же увидел во сне море — приветливое, ласковое, мудрое. «Папа! — зазвенел счастливый, ликующий голос Тимура. — Лови меня. Я плыву к тебе!» Бакутин шарил глазами по рябой глади, но не видел сына. «Где же он?» И тут же тревога пробила сонную пелену, и та стала редеть, таять, а в еще размягченное дремой сознание уже ломились какие-то очень нужные, неотложные мысли — опять о документах, схемах, планах. «Прочь… Прочь…» — еле внятно пробормотал Бакутин, отгоняя надоевшие мысли, и те послушно отступили, и вновь сомкнулась хрустальная раковина сна, и он снова увидел море, и опять услышал призывный голос Тимура, и опять тот разбередил покой. «Как он там?.. Чего не хватает ей?..»

Лопнули шелковые путы сна. Бакутин резко распрямился, энергичным кивком головы смахнул со лба белые пряди. Прижег папиросу, громко выдохнул дым и, чтоб не дать разгореться ревности, торопливо схватил телефонную трубку.

Похоже, Лисицын за дверью ждал. Не успел Бакутин сказать телефонистке «главного инженера», как тот предстал с папкой в руке.

— Телепатия все-таки не выдумка досужих кабинетчиков, — сказал Бакутин, опуская телефонную трубку на аппарат. — Только надумал звонить тебе…

— Самое дорогое качество подчиненного — угадывать мысли и желания начальника.

Лисицын выговорил это без улыбки. И не понять было: шутит или нет?

Два года они под одной крышей. Вместе и в ногу от первого колышка, ни разу всерьез не поссорились, наверное, потому, что в самый критический миг назревающего столкновения Лисицын неизменно уступал, причем делал это так непринужденно, что Бакутину становилось не по себе за свою недавнюю горячность. Ни с кем и ни за что, как видно, главный инженер драться не хотел, хотя дело свое знал отменно и заслуженно слыл опытным, технически грамотным промысловиком.

С ходу подсев к столу, Лисицын молча протянул папку и сразу надел на лицо маску безразличия к происходящему. Пока Бакутин перелистывал и читал вложенные в папку бумаги, Лисицын негромко выбивал пальцами по столу какой-то четкий, замкнуто повторяющийся ритм.

Рабочие заглазно называли главного инженера — Лисичка. По мнению Бакутина, прозвище родилось от фамилии. Уж чего-чего, хитрить-то Лисицын если и умел, то не хотел. Однажды уступив в чем-то, никогда больше не возвращался к спорной точке. Камня за пазухой не носил, был обезоруживающе откровенен. Да и лицо у него скорей флегматичное, нежели хитрое. Для сорока лет оно было моложаво и на удивление румяно. Эта ребячья округлость и румяность в сочетании с маленьким носом, маленьким ртом и маленькими, глубоко сидящими глазами сразу выдавали благодушного человека. Бакутин не помнил, чтоб Лисицын когда-нибудь по-настоящему разгневался, вознегодовал. Он и ругался-то как-то безразлично, словно бы нехотя, по обязанности, всем своим видом говоря: «Я бы и не стал браниться, да ничего не поделаешь — обстоятельства».

— Ну, дипломат! Что ни формулировка, то шарик, Не за что ухватиться. — недовольно пробурчал Бакутин, выхватывая из подставки толстую ручку. — Прямо дипломатическое послание, а не деловая записка в обком.

— Тебе бы все баррикады, — откликнулся Лисицын, не переставая барабанить. — Дуэли и схватки. Хм! Мушкетер.

В глазах Бакутина сверкнула насмешка.

— Никак, Дюма почитываем?

— Причем с удовольствием, — нимало не смутился Лисицын. — И фантастику, и приключения. Тут тебе настоящий отдых и удовольствие. А главное — мозги с нервами в покое.

— Чем бы дитя не тешилось… Тут я пас. А записку обкому — переделать в темпе. Боков летит в Москву. Готовится постановление о дальнейшем развороте нефтедобычи в Сибири. Соображаешь? Надо четко изложить наши требования и предложения. Что? Когда? Сколько?.. Никаких недомолвок и отточий. Неопровержимые доводы и факты. Уяснил? Боков на слово не верит. Только цифрам… Иль не надоело еще вслепую ковыряться, обрастать времянками да авоськами…

«Ну, понесло. Сел на любимого конька», — подумал Лисицын Все это он уже слышал наверняка сто двадцать два раза в самых различных формулировочках и интонациях. Конечно ж, было бы идеально заполучить настоящую, всеми инстанциями узаконенную схему разработки первоочередного участка Турмаганского месторождения, с планом обустройства, с четкой сеткой разбуривания, с проработанным режимом, да в придачу бы к этой производственной базе житейскую надстройку в виде генплана растущего города вместе с проектно-сметной документацией важнейших новостроек хотя бы будущего года. Но этого, наверное, так и не будет. И хотя Турмаган растет не по дням, по часам — все равно одежку ему сошьют по обыденному шаблону. То, что Бакутин возмущался, негодовал — не удивляло Лисицына, а вот несгибаемое желание начальника переиначить судьбу еще не вставшего на ноги нефтяного великана, угнетало и раздражало главного инженера. Слава богу, он — обыкновенный технократ — дипломированный, знающий, исполнительный. Ни больше — ни меньше! Гореть, чтобы зажигать иль согревать других — не намерен. Ни светильником, ни тягачом, ни толкачом ни для кого не желает быть и не будет…