Н. Денисов - Арктический экзамен

Ехали мимо, топали бы дальше, выбрали подходящий водоем, так нет. Чемакин остановил обоз, сбегай, говорит, Виктор, продолби лунку, узнай глубину. А глубина оказалась порядочной, шест еще на метр в няшу ушел.

Вначале подумали: рыбы загребли столько, что не может справиться моторчик, давай руками помогать, да нет, не в том, видно, дело!

— Однако корягу поймали, — заключил башлык после безуспешных попыток вытянуть снасть.

— Да-а, — только и смог ответить бригадир. И еще подумал зачем-то: не случайно в его бригаду не рвались опытные промысловики. И хотя никого из своих подчиненных не мог он упрекнуть — что говорить, старательный народ подобрался — а где-то в подсознании копошилась думка, что, будь здесь старые рыбаки, наверное, не дали бы промашку. Он пристально посматривал на молодежь — парни все так же бойко хлопотали на льду, обмерзли с ног до головы, обмазались няшей, ноги, наверно, себя не чуют от холода, а деловиты, озабочены, проекты разные предлагают, чтоб снасть добыть из — подо льда. Вон Витька, он сегодня за норилыцика Яремина второй день стоит, к саням побежал, переобувается. Бродни стянул, портянки выжал, сухим сеном голые ступни укутал да опять сверху портянками обмотал, просунул в просторную обувь. Валенки с глубокими калошами у самого Чемакин а и у башлыка. Но и в валенках сыровато. Ладно хоть не морозно днем. Что будет к вечеру?

— А рыбка здесь есть, — заметил башлык, когда Чемакин подошел к майне. — Карась, поди, ожирел совсем. Почистить озерко и — промышляй!

— Ну так ведь, сам знаешь, у нас привыкли брать, что полегче. Черпают до тех пор, пока мелочь всю не выберут. Я вот на днях заместителю директора доказывал: надо, мол, и глухими озерками не брезговать, только с умом ловить. А он мне: карась — сорная, малоценная рыба, пелядь с ряпушкой будем разводить повсеместно, рыборазводный цех расширять.

— Карась-то малоценный? — покачал головой башлык. — Вон он, красавец!

В майне, в мутной коричневой воде всплыла крупная с прозеленью на чешуе рыбина. И Сашка Лохмач схватил сачок с дурным криком:

— Не спугните-е!

— Господи, орало! — отпрянул от него Чемакин. — Когда ты перестанешь диканиться?

— Дак рыба пошла…

Карася Лохмач поймал. Единственного крупного за эту тоню. Потом, когда бригада вызволит невод, наберут еще десяток мелочи, из которой и уху варить на такую артель станет совестно.

А пока стоит бригада посредине озерка, а вокруг по бережкам, как привидения, дежурят мертвые деревца — березки да сосенки. Эх, елки — палки, каторжная работа — никто не подскажет, что делать, что предпринять, как поднять со дна снасть, в которой и смысл весь, и соблазн повседневных ожиданий рыбацкой удачи. И тут Чемакин решил положиться на башлыка: пусть отдает распоряжения — у него побольше опыта, ему — и карты в руки. А сам собрался запрягать Егреньку — надо отыскать охотничью избушку, которую описывал Никифор. Она километрах в четырех где-то близко. Затопить печку — каминчик — ведь как еще обойдется с неводом, а бригаде надо и обогреться, и ночлег подай. Куда теперь в Нефедовку! Он еще подумал о том, что не гоже оставлять бригаду в таком положении, не лучше ли послать Шурку — конюха или Акрама искать избушку, но передумал: вдруг заблудятся!

Рыбаки долбили новые лунки посреди тони — башлык решил определить местонахождение мотни, ведь не иначе как она зацепила донную корягу. Пешнями работали все, нельзя торчать без дела: пока в движении — греешься.

Невольно чувствуя вину, Чемакин подошел этаким бодрячком к рыбакам:

— Ну как, орлы, пить не хочется?

Не ответили орлы на шутку, только Акрам, отставив пешню, негромко произнес:

— Сяю вон Шурка — конюх захотел.

Недружна засмеялись, в основном молодежь. «Сяй» был понятен им — постояльцам Никифора. И Чемакин облегченно выдохнул: не так уж плохи дела, коль еще молчаливый и худенький Акрам способен на улыбку. «Сяй» и остальным подсказал мысль, что надо искать избушку, натопить пожарче, до ночи недалеко.

— Ты и давай, Иван Пантелеич! Мы сами управимся, — решил за всех Лохмач.

Вот такие дела приключились.

Проворно тащит легкие розвальни многожильный Егренька, сугроб нередком полозьев буровит, где брюхо провалится, где на широкий шаг перейдет. Понимает словно бы конь: надо торопиться! А невысоко над вершинами тайги самолет двукрылый прогремел. Прогремел и быстро исчез. «Низко летают! — проводил его Чемакин. — Наверное, пожарная охрана дежурит, а скорей всего, на промыслы за рыбой пошел! За рыбой! За рыбой!» — мельтешит в голове бригадира. Не так давно на крупных промыслах авиация помогает, хорошо, конечно. Там за один закид невода до двух тонн загребают. Частой ячеей, под пелядь приспособленной, заскребают все вплоть до пескаря, о карасе и говорить нечего. Пелядь с мелкой икринкой за лето еще не вырастет до промысловых размеров, но и ее гребут. А ленивцу карасю, тому надо бы вовсе пожировать пару лет в донном иле, нагуляться. Но не дают ему спокою.