Н. Денисов - Арктический экзамен

Но какие стоят ночи! Морозец. Сыплет мелкий снежок. Он осеребрил палубы, опушил снасти, и в свете прожекторов ледокола «Северянка» выглядит невестой в подвенечном уборе. Кто-то протоптал тропинку на корму. Но снег сыплет и сыплет, и, наконец, — ни тропинки, ни одиноко темнеющей трубы, повсюду порошистая девственная белизна.

И только черные провалы за кромкой бортов, но и до этого дела нет, поскольку осовевший от чаев народ помогает Пятнице коротать его вахту.

В такую ночь прошли Большой город, куда намеревался еще зайти начальник экспедиции, чтоб опять в спокойной бухте исследовать подводную часть станции — ей досталось напротив устья Индигирки. Но и Большой город уже позади, и колючий штык прожектора обшаривает в ночи новую даль, за которой…

Но тут всколыхнуло Милована:

— Ру — упь сорок за одну строчку! Спокуха, спокуха, фраера… Это сколько же… Это сколько же, к примеру, бутылок пива выйдет? Куплет — четыре строчки, по рупь сорок каждая, бутылка пива, ну — с надбавкой, около полтинника. Так это ж, фраера… Не — е! Слушай, да мы тебя, Витя, никуда не отпустим. Камбуз побоку, выделим лучшую каюту и сиди, строчи. Темы мы тебе… О темах можешь не волноваться. Спокуха!

— Речь выдал наш Василий! Слыханное ли дело! — поддел Милована Глушаков, он все еще помнил то собрание, на котором предлагал «списать» его на берег.

Но ударились в шутливые разглагольствования по поводу Васиного «открытия». Виктора как бы забыли, и он собрался уже потихоньку уйти в каюту, но опять не усидел Глушаков:

— Ну, а Пушкину, к примеру, какую бы сейчас положили ставку?

— Пушкину? Вот тут не знаю… Да, наверное, как и всем…

— Скажи-ка, дела какие! — Глушаков обиделся за Пушкина.

Дебаты разгорелись бы вновь, не влети на главный щит Гена Бузенков.

— И этот не спит, красавец! — подивился Пятница.

— Геннадий Николаевич, — начал было Крант, но Гена резко взмахнул рукой, обрывая. Он больше обычного возбужден, в глазах — и растерянность, и возмущение.

— Шо це такое, Гена? — помог ему Пятница.

— А то! — Бузенков нервно вскинул ладони в каком-то молитвенном жесте. — Они что там? Откуда им что известно?

— Не кипи, давай толком, — тихо произнес Виктор, теряясь в догадках. Бузенков накануне сидел в радиорубке и крутил ручку приемника.

— Толком. Ага — а… Это твоя братия на весь мир сообщила, мол, плавучая электростанция благополучно завершила переход во льдах, прибыла на Чукотку! И… И дала уже — дала! — первый ток золотодобытчикам!

— Подожди, Геннадий, ты сам слышал? — поднялся Глушаков. Загремели стульями остальные, только Пятница не пошевелился.

— Нет, я — не сам… Кулик — плавунок с берега весть принес. Московское радио сообщило, откуда мне взять еще?

— Бывают ошибки, — хмуро произнес Виктор.

— Ошибки — и! Сейчас с «Буслаева» передали — впереди лед. Ледокол «Москва» навстречу, на подмогу идет.

— Ну что ж, Москва маху дала, «Москва» и выручит.

Продолжать чаепитие показалось вдруг неуместной роскошью. Вывалили на палубу, оставив у щита одного Пятницу.

Снег все сыпал. Пахло уже настоящей зимой, ядреной и звонкой, как морозные чурбаки. Снег падал тяжело и отвесно, и было странно наблюдать, как, достигая темного пространства воды, он тотчас исчезал, растворяясь, будто сахарный песок.

Вахтенный матрос, раздобыв где-то деревянную лопату, чистил палубу возле рубки, широкими взмахами перекидывал снег через леера.

— Двадцать миль осталось, товарищи! — открыв дверь рубки, бодро доложил капитан Глебов.

— Спасибо, Павел Сергеевич! — ответил за всех Сапунов.

Снег сыпал, освобождая небесные сферы дневному свету. Вошли в полосу льдов. Разводья уже стеклил молодой ледок, перемешанный со снегом. «Вот и «сала» попробовали!» — подумал Виктор, вспоминая описания здешних мест Старокадомским.

Лед наконец сомкнулся за кормой, но обычных по сему поводу эмоций не вызвал. Напротив, льдины, атакующие суда, казались какими-то родными, домашними.

К полудню подошел вызванный на помощь ледокол «Владивосток». И теперь «Буслаев», получив дополнительную поддержку, неустрашимо продвигался вперед, увлекая за собой «Северянку» и «Решительного».

На станции объявили «горячую воду». Свободные от вахт заполошно кинулись занимать души, на ходу выхватывая из рундуков чистое белье, полотенца.

— Последний парад наступа — ает! — возликовала промежуточная палуба.

— Подходим!.. Братва!..

— Последний парад наступа — ает!..