Н. Денисов - В чистом поле - очерки, рассказы, стихи

И все ж мы успели не только съесть зажаренного долгоного бройлера, но Галина Васильевна – научный сотрудник – показала могилу Льва Николаевича, провела нас по ночной подлунной усадьбе и дубово-березовому парку…

Письмо из Советского: «…Коля! Посылаю тебе фото для стихотворной подборки в «Тюмени литературной». Не удивляйся, недавно мне дали казачьего полковника, потому погон – чистый…»

Постепенно вошел он в Советском и в активную общественную деятельность. Организовал литобъединение для молодых, помогал готовить им первые книжки. Вел уроки военного дела в школах. Стал первым атаманом Верхне-Кондинского казачества, почетным гражданином района, заслуженным работником культуры РФ.

А в начале? Приехав однажды в командировку в Советский, нашел я поэта в сторожке строительной площадки. На утлой печурке пыхтел горячий чайник. На столике толпились черновики стихов. В окне, в отдалении, вздымались штабеля бетонных блоков, железной арматуры, нераспиленных сосновых кряжей.

– И что тут караулить? – подивился я. – Попробуй-ка уворовать такую тяжесть!

– Воруют! – сказал караульщик. – Чуть зазевайся только…

Живая, так сказать, жизнь рядом. Но вовсе не о ней, «живой», по прихоти души, по неким законам творчества, рождались на белом листе строки:

Жил на белом свете поэт. Как жил?

И вот сейчас ищу я это определительное слово – жизни, творчества. И нахожу: ОТВЕТСТВЕННО! К слову, к поэзии, к близким своим, к родному Отечеству. Не жалуясь на трудности. И что толку жаловаться? На Руси ведь всегда было нелегко. И особенно – в последние времена.

И все же как-то чаще в наших стихах, в разговорах-беседах звучали высокие понятия, которых прежде как бы не столь касались мы: Родина, Россия, Отечество. Да, обидно было нам за Державу. Захваченную и порушенную негодяями. Они еще позволяли нам гордиться величием и славой Старой Руси, Великой Победой над фашизмом, последовательно и беспощадно творя свои черные дела.

Государственники, патриоты – по сути, по убеждениям, по жизненному опыту! – оценивали мы – не с чистых небес, а из адовых смоляных штолен, навалившуюся на нас эту «живую жизнь» – с горькими интонациями. Известно ведь, что если мир дает трещину, то трещина эта проходит через сердце поэта.

– Меня корова моя любит, собака ласкается, птички по утрам на тополе ноют, а тут пришла какая-то скотина и нос от меня воротит!

– Ты про кого это, тетя Валя? Кого так громко костеришь?

– А ну её, холеру такую… Дальше калитки и пушшать не буду теперь. А то выломаю дрын, да дрыном, дрыном – вдогонку…

Сошел с междугороднего автобуса на въезде в родное село. Остальные попутчики сойдут в центре, возле Дома культуры. Пассажиров прибыло немного. Также пусто и на улице. Одна кривоватая – так с основания возвели заезжие с Кавказа «мастера»! – водонапорная из красного рыхлого кирпича башня, стоит особняком. У ближнего двора, кажется, Степанова Ивана, – комбайн у ворот. В копнителе остатки обмолоченной соломы. Как поставлена сюда совхозная техника после уборки пшеницы, так и стоять ей здесь до новой осени. Так сохранней! Может, по весне комбайнер в мастерскую на ремонт перегонит. Кто «знат», как говорят тут, усекая слова, родные чалдоны-сибиряки.

Пару легковых машин пробежало, две доярки в отдалении про- трепали на ферму, желтый кобелек с размаху присел, азартно чешет лапой за ухом. Шагаю себе. И первой кого встречаю – её, Валентину, соседку с нашей Коммунаровехой улицы. Ясно, ругает кого-то из баб, она всегда, как помню, была мастерица ругать, на деревенском языке – «страмить». Для пущей наглядности и слышимости могла забраться на крышу своей избы и с верхотуры громко «поливать» на весь деревенский околоток в чем-то проштрафившуюся перед ней соседку. «Поливала» больше для профилактики, для картинности. Ведь потом также скоротечно могла и помириться с ней. Теперь, конечно, хватка не та, на крышу не залезть, на коньке двускатном не удержаться, азарта поубавили годы, болезни, да и ругаться практически становится уже не с кем. Многих Бог прибрал и в нашем окраинном околотке…