Кейт Аткинсон - Боги среди людей

— Ну, знаешь, от него самого скоро ничего не останется, — говорила ей Берти и добавляла: — А ты как будто злобствуешь.

— Да, представь себе, — отвечала Виола.

— Смотришь по телевизору водный праздник, дедушка Тед? Юбилей? — (Господи, она уже стала разговаривать точь-в-точь как мама.) — Санни передает тебе привет, — сообщила она, и дед, кажется, усмехнулся (или задохнулся), потому что всегда лучше всех понимал Санни.

Может, дедушка Тед и дышал на ладан, но явно оставался собой, а мама, по всей видимости, отказывалась это понимать. На самом деле никаких приветов Санни не передавал, но он просто не знал, что Берти удастся поговорить с дедом. Дедушку Санни любил. Дедушка любил Санни. Вот такие сложнейшие отношения.

— Завтра я вылетаю в Сингапур. — Дедово молчание сменил резкий материнский голос; Берти даже отшатнулась.

— В Сингапур?

— На литературный фестиваль.

Говоря о гламурных издательских мероприятиях, Виола становилась до неловкого самодовольной. «Встреча с кинопродюсером в Лондоне»; «обед в „Айви“ с моими издателями»; «на главной сцене в Челтнеме». Но теперь у нее в голосе зазвучали странно-пораженческие нотки.

— Сегодня вечером буду в Лондоне. Поужинаем? В «Диннере».

— Прости, не смогу. Я занята. — Это была чистая правда, но Берти ответила бы точно так же в любом другом случае.

Похоже, мама обиделась, что было примечательно: более тридцати лет обижались, как правило, другие.

— Собираешься повидаться с Санни? — спросила Берти.

— С Санни?

— С твоим родным сыном.

— Сингапур находится не на Бали, это совершенно другая страна, — заявила Виола, хотя и без особой уверенности. Она была не сильна в географии.

— До Бали оттуда рукой подать. Прилетела в Сингапур — считай, полпути проделала. У тебя же никаких важных дел сейчас нет. А обязательства есть, — добавила Берти, — и поторопись: ты, наверное, не знаешь, но Вселенная скоро схлопнется. Признаки заметны повсюду. Мне пора идти.

— Неправда.

— Допустим, но все равно я пошла. Попрощайся за меня с дедушкой.

Королева добралась до Тауэрского моста. Берти, поискав признаки схлопыванья Вселенной, выключила телевизор.

В кухне стояла старая плита, дышавшая теплом. Берти казалось, что это большое, доброе животное. Рядом с плитой было компактное кресло, на нем вязанное крючком одеяло, а на одеяле сладко спала крупная сиамская кошка. Каменные плиты пола согревались небольшими плетеными ковриками ручной работы. В валлийском кухонном шкафу был расставлен бело-голубой фаянс, а на большом, отчищенном добела столе из сосновой доски стоял фарфоровый кувшинчик с душистым горошком и бархатцами из сада. Стоя у старой фирменной раковины, Берти терпеливо драила кастрюльки и опрокидывала их на деревянную сушильную доску.

Из окна кухни виднелся сад. Это был райский уголок с огненно-красными цветами фасоли, аккуратными грядками земляники и рядами гороховых зарослей. На яблоне рядом с…

Восхитительное забытье прервал вой сирены. Берти возвращалась домой после обеда в «Вулсли», организованного некой производственной компанией. Над Пиккадилли, как она обнаружила, в воздухе витало предчувствие момента. А может, опасность, трудно сказать. Полицейские и военные кордоны оттесняли толпу на тротуар, чтобы пропустить эскорт. Мимо пронесся огромный автомобиль с венценосными особами. «К памятнику пилотам-бомбардировщикам», — объяснил кто-то в ответ на ее вопрос. Ну да, конечно: сегодня, на полпути между юбилейными торжествами и Олимпийскими играми, королева открывала новый мемориал; в Лондоне выдалось патриотическое лето в сине-бело-голубой гамме.

В телевизионном выпуске новостей (для Берти это было очередное опосредованное впечатление) показали церемонию: высохшие старички с трудом сдерживали слезы, а Берти даже не пыталась: каждый из них напоминал ей о дедушке и о его загадочном прошлом.

Берти терпеливо стояла на тротуаре вместе с толпой. Бомбардировочное командование ждало семьдесят лет, решила она, так что несколько лишних минут погоды не сделают. Над головой пронзительно взревело звено истребителей «Торнадо», а затем появился одинокий «ланкастер», который раскрыл над Лондоном свои бомболюки. В сине-белом летнем небе расцвело пятно красных маков.

Когда Берти возвращалась с работы, позвонила Виола.

— Нас призывают, — со значением сказала она.

— Призывают?

— Просят приехать. В стационар, — пояснила Виола.

У нее был взволнованный голос. Она любила драматические эффекты, если, конечно, ей самой ничто не угрожало.