Кейт Аткинсон - Боги среди людей

Милли, приехавшая «на побывку», неприкрыто флиртовала с Китом.

— Эту девушку надо держать на цепи, — смеялся он, вырвавшись наконец-то из ее коготков. — Она не в моем вкусе. — Он не мог забыть Ханни, подругу Беа. — Ну как я такую привезу на овечью ферму? — Кит ни минуты не сомневался, что вернется в Австралию, и Тедди заряжался его уверенностью. — Тем более она еврейка.

— Я знаю.

— Никогда в жизни евреев не встречал, — говорил Кит и как будто сам удивлялся. («Иудейка», — сказала бы Сильви.) — А как славно было бы влюбиться, — добавлял он, неожиданно открывая романтическую сторону своей натуры. — Прислушаться к зову сердца и все такое.

— Успокойся, — отвечал ему Тедди. — Что-то ты заговорил как актеришка, дамский угодник.

(Или как баба.) Через несколько месяцев Тедди сам «влюбился». Прислушался к зову сердца и оказался в тупике, но не слишком возражал.

Романтический эпизод.

Джулия. Высокая, светловолосая — казалось бы, совершенно не во вкусе Тедди.

— Натуральная блондинка, — подчеркнула она.

— По-моему, я таких пока не встречал, — ответил Тедди.

— А теперь встретил, — рассмеялась она, запрокинув голову.

Эта манера могла бы показаться вульгарной, но Джулии только прибавляла очарования. У нее даже не было привычки закрывать рот ладонью, но, в конце-то концов, зубки у нее были хорошие, сливочного оттенка, даже с перламутровым отливом. («Хорошая наследственность, — говорила она. — И хороший дантист».) Смеялась она много и часто.

Она была школьной подругой Стеллы, и Стелла попросила Тедди «проведать Джулию», когда он будет в Лондоне, что было с ее стороны бескорыстным жестом. «Да смотри не влюбись, — предупредила Стелла (как нарочно). — Она многих свела с ума, да таких, что получше тебя будут». Хотя Стелла вряд ли знавала кого-нибудь получше Тедди.

Тедди не хотел погибать не влюбившись, а коль скоро смерть могла подстеречь его в любую минуту, он, безусловно, сам направил десницу Купидона, который и обеспечил ему роман военной поры. Тедди для этого созрел.

Джулия работала в автотранспортной сфере и водила армейские грузовики. На одежде у нее вечно оставались пятна масла или смазки, а под ногтями чернела грязь. Тем не менее она многим кружила голову. Для нее это было так же естественно, как родиться натуральной блондинкой. Она была из тех девушек, которые всегда сидят за лучшими столиками в ресторане и на лучших местах в театре. Таким девушкам все само идет в руки. Было в ней нечто умопомрачительное, гламурное, что зачаровывало окружающих. Тедди тоже угодил в ее сети. На целую неделю.

После того как они впервые вместе поужинали (и впервые переспали), он устроил себе увольнительную. «К чему терять время, золотко», — сказала она, расстегивая его китель. Она и сама была из тех, кто может устроить себе увольнительную. «У папаши большие связи». Папаша занимал таинственный пост «правительственного консультанта», но его единственное чадо пользовалось неограниченной свободой. Джулия в свои двадцать два года была далеко не ребенком. Мама у нее умерла. «Тоска».

Денег у Джулии было «немерено» — папаша носил титул лорда. Тедди учился в школе с сыновьями титулованных отцов и не робел перед ее высоким происхождением, хотя и невольно ахнул про себя, увидев огромный особняк близ Риджентс-парка — их фамильный «лондонский дом». Помимо этого, ее семье принадлежало «родовое гнездо» в Нортгемптоншире и «поместье» в Ирландии. «Ну и еще парижские апартаменты, куда сейчас вселился какой-то гнусный гауляйтер». Папаша дома не жил, он неотлучно находился в Вестминстере, а у Джулии была своя квартира на улице Петти-Франс.

Лондонский дом во время их знакомства стоял нежилым. Обстановка была нетронута и только накрыта чехлами. С потолков по-прежнему свисали гигантские люстры, тоже обернутые тканью, как неловко упакованные подарки. Ценные картины были занавешены, как зеркала в доме, где траур. В качестве чехлов использовались разномастные покрывала и старое (а также не очень старое) постельное белье. Под вязаным пледом Тедди обнаружил кушетку эпохи Людовика Пятнадцатого, под простыней — великолепный комод Булля в стиле Людовика Четырнадцатого, а под пуховым одеялом — письменный стол, якобы принадлежавший Марии-Антуанетте. Кухонное полотенце скрывало портрет кисти Гейнсборо. Тедди даже забеспокоился о сохранности этих вещей.

— Ты не боишься, что они могут пострадать?

— А чего бояться? — (Такое слово в ее лексиконе отсутствовало; ее преступная беспечность и подкупила Тедди.)