Арнон Грюнберг - Фантомная боль

«Я здесь для того, Ребекка, чтобы о тебе написать. Это правда, я здесь потому, что мне кажется, что в тебе запрятан рассказ, а если в тебе запрятан рассказ, то в тебе запрятаны и деньги, а если в тебе запрятаны деньги, я должен их из тебя вынуть. Взамен я могу предложить тебе свое одержимое внимание, правда, не навсегда. Я могу покупать тебе тряпки. И еще ты можешь наслаждаться моей компанией — не слишком долго, конечно. Я могу спустить на тебя слова, уже доказавшие свою эффективность, — я умею спускать на людей слова точно так же, как охотники спускают собак. Но при всем том я ничего не чувствую, вернее сказать, я чувствую пустоту в том месте, где у нормального человека чувства.

Конечно, мы останемся чужими друг для друга, но разве это не есть условие влюбленности, Ребекка, и того, что люди, никогда не знавшие страсти, называют любовью? Когда люди остаются друг для друга чужими, не знают друг друга как следует, они друг для друга все равно что черные дыры, простые контуры, которые предстоит заполнить своей фантазией. Разве это не обычное дело для влюбленного: верить, что другой — его фантазия, превращающаяся в реальность? Но настоящее твое „я“ так и останется для другого недоступным. Если, конечно, на свете и вправду есть что-то настоящее».

Вот что я хотел сказать ей и в заключение добавить:

«Не удивляйся, если однажды субботним днем ты обнаружишь себя в букинистическом магазине. Возможно, вместе с тобой в эту минуту будут твой муж и ребенок в коляске. Не пугайся и не сердись, ты ведь знала, на что шла, когда согласилась пойти за мной. Знала, что я могу предложить тебе и что мне нужно от тебя взамен, и уже тогда ты догадалась, что отправила свою жизнь на барахолку. Ты сообразила, что я охотник за дешевым товаром, рыскаю в поисках чужих жизней, отправленных на барахолку. Такого лихого разбойника ты, возможно, в глубине души ждала. Потому и приехала ко мне со статуэткой, сделанной твоей псориазной подругой. Возможно, ты надеялась, что я разгляжу в тебе Царицу Ночи. Но такой рассказ был мне неинтересен, кроме того, меня больше волновала ночь, чем царица.

Ты должна знать, что мои молчаливые обещания были ложью, что даже мое присутствие рядом с тобой было ложью, точно так же, как и твое — рядом со мной. Наверное, тебя, как и меня, вообще не было: человека, который исполняет желания другого в надежде на собственное спасение, не существует».

— Каждый считает себя исключением, — сказала Ребекка.

— Кто так считает?

— Я.

— Так все считают, — промолвил я, — поэтому люди женятся, поэтому они заводят детей, поэтому живут на свете. Ибо каждый считает, что все, что есть дурного, не для него, потому что он — исключение.

Моя жена пришла в ярость. И не только из-за перепачканных кровью обоев и дивана. Она заявила, что стеллажи неправильно собраны.

— Как ты мог их принять? — возмущалась она. — Где были твои глаза?

— Я решил, что все нормально, я ведь не специалист.

— Ты только взгляни, дуралей, — кричала она, — ты только взгляни!

Я взглянул, но ничего особенного не увидел.

— Оставь меня в покое, — сказал я, — у меня свои дела, для чего мне эти твои идиотские стеллажи? Если они никуда не годятся, мы отнесем их на помойку и купим новые, подумаешь! Я не желаю слушать твои вопли.

Она сбросила со стола все мои бумаги. У меня было очень много бумаг, и я всегда раскладывал их на столе. Так что со стола она сбросила отнюдь не маленькую кучку.

— Прекрати! — заорала она. — Прекрати считать, что значение имеют одни только твои хреновы рассказы. Прекрати тиранить людей!

— Я никого не тираню. Я сам жертва тирании — я был бы счастлив, если б не ты. Тебе не мешало бы об этом задуматься. Я заплатил за эти стеллажи и больше не желаю о них ничего знать.

— Но они для твоих книг, придурок. Для твоих же книг!

— Потому что тебе не по душе, что мои книги стопками стоят у стен. Мне они не мешают, пускай стоят себе стопками. Мне это даже нравится. Это тебе нужен уют, а у меня нет в этом ни малейшей потребности. Создавай уют у своих психов.

— Если ты не позвонишь на фирму и не пожалуешься, я от тебя ухожу! — отрезала Сказочная Принцесса.

— Да не собираюсь я никому звонить.

— В таком случае я ухожу! Засовывай свой член в других женщин! В меня ты его больше не засунешь. Собирай вокруг себя подхалимов, это ведь тебе больше по душе — видеть у своих ног людей, глядящих на тебя с собачьей преданностью? Ты ведь даже не понимаешь, какую услугу я тебе оказываю, споря с тобой! Ведь больше никто не решается с тобой спорить! Для споров нужно гораздо больше энергии, чем чтобы только тупо соглашаться и бормотать «аминь». Но ты настолько ослеп, что этого абсолютно не замечаешь.