Георгий Семёнов - Голубой дым

В этот вечер Сергей Александрович расплакался за чаем, разрыдался, как обиженный ребенок, а Татьяна Родионовна прижала седую его голову к своей груди и, без кровиночки в лице, стараясь улыбаться, гладила нежные, как пух, непривычные под ладошкой волосы и, утешая, говорила про лето, про дачу, когда они вместе будут жить, ходить в лес за малиной и за грибами. Казалось, Сергей Александрович именно от ее рассказа успокоился, окреп немножко, умылся и стал опять пить чай, хмуро улыбался, словно бы не мог простить себе слабости, стыдясь Татьяны Родионовны, которая, как мать, утешила его, горемыку.

Запись в дневнике Дины Демьяновны. Стремительный, стелющийся, как трава на ветру, почерк.

«Дайте что-нибудь про старые времена, про рыцарей каких-нибудь, принцев... Какой-нибудь роман».

Пожилая, молодящаяся женщина — одна в библиотеке. Не просит — требует, зная о своих правах. Приношу ей только что полученный, пахнущий типографской краской и клеем жесткий томик Жорж Санд.

«Нет, — говорит, — это новая книжка, такую мне не надо, мне какую-нибудь старую, рваную, несовременную».

«Но это как раз то, что вам надо. Мы ее только что получили, это новое издание».

«Нет, нет... Вот, видите, — показывает на чистый формуляр, — ее никто не берет».

«Ее еще просто не успели взять, вы первая, кому я предлагаю».

«Нет, вот когда ее порвут, тогда, может быть, и я ее почитаю. Дайте мне что-нибудь рваненькое, старое...»

«Ну, как хотите», — сказала я и принесла ей какие-то потрепанные книжки.

Она стала их смотреть, листать распухшие, серые страницы с истертыми углами, а в это время пришла девушка и увидела у меня в руках томик Жорж Санд.

«Ой, у вас есть Жорж Санд! — воскликнула она. — Дайте мне, пожалуйста».

Я увидела, как женщина покосилась на девушку и на книгу в моих руках. Пришла еще одна читательница и тоже воскликнула:

«Жорж Санд! Дайте мне скорее! Это что, новое издание? Как давно я хотела почитать!»

Женщина захлопнула старую книжку и брезгливым тоном сказала:

«Я первая стояла. Я беру эту книгу. Запишите мне... А вы не лезьте без очереди!»

Типичный пример стереотипности мышления.

Знаю одну одинокую женщину, которая на всех праздничных вечеринках бывает, однако с каким-нибудь мужчиной, и всякий раз с новым, хуже или лучше прежнего. Как правило, компания состоит из супружеских пар, и женщина эта, смущаясь, говорит всегда одно и то же: «Познакомьтесь, это мой партнер».

Звучит это очень тоскливо: партнер. Но женщину любят ее друзья, жалеют ее и всегда рады видеть ее с партнером. Так им спокойнее. Нет среди них несчастных, нет неудачниц — у всех есть партнеры. Однажды она не пришла в привычную компанию на седьмое ноября, сославшись на простуду. Но я-то знала, что в этот раз у нее не было партнера... Не смогла прийти одна.

Тоже стереотипность мышления? Если да, то это страшно — мыслить стереотипно».

Демьяна Николаевича странным образом взбудоражили слова Сергея Александровича о большой женщине. В ночные, предсонные часы к нему самому вдруг стала являться эта загадочная великанша, он воображал ее рядом с собой и очень волновался при этом, словно боялся, что Татьяна Родионовна услышит его греховные мысли, увидит эту плодородную, белокожую, рубенсовскую женщину, способную народить ему кучу детей. Он вздыхал и ворочался, слыша, как стучит его сердце в подушке, и засыпал в сладкой тоске по давно утраченной возможности иметь много детей.

Он стал тосковать о детях, об их голосах, смехе, слезах... Гнал от себя эти мысли, но тщетно и по утрам виноватился перед Татьяной Родионовной и дочерью, ласкался к ним без меры, будто и в самом деле большая женщина приходила к нему.

Тем страшнее было известие, что милый и несчастный Сережа тайком от них женился на молодой еще вдове, у которой было двое взрослых детей. А однажды в июне он приехал с нею на дачу, не предупредив никого.

Это был один из самых печальных дней в жизни Простяковых, хотя начался субботний день хорошо. Дождевая вода не успела еще высохнуть с ночи, в помятой ливнем, полегшей траве блестели чистые лужи, жаркий солнечный свет согревал землю и эту сверкающую, мокрую траву, пахло цветами и лесом...

И вдруг из тенистого леса большая светлая женщина вышла по тропке и остановилась в нерешительности, похожая на огромную, пугливую кенгуру — широкотазая и узкоплечая, в круглых темных очках-«стрекозах», которые, казалось, совсем скрывали лицо. Высокое это и очень женственно сутулящееся существо, замерев, оглянулось на темный лес.