Людмила Рублевская - Жених панны Дануси

Йозефа, по его завету, похоронили на Золотой Горке. А я поступил в ремесленное училище и перестал ходить в аптеку в Троицком.

Ной закончил свой рассказ, и виновато улыбнулся.

— Ну вот видите, ничего особенно мистического...

— Значит, веснушки — позор для барышни, — язвительно сказала Зося, прикоснувшись к своему носику. — Ну-ну... Я тебе припомню это, Ной, когда следующий раз пригласишь танцевать.

— Вот интересно, я тоже когда-то забегал в ту аптеку, за лакричными леденцами, но никакого Йозефа не помню, — сказал Влад. — Может, я просто не узнал твоего Агасфера?

Ной гневно обернулся к другу.

— Ты что, думаешь, я это в книжках вычитал?

Дорота примирительно сказала:

— Впрочем, Влад мог заходить в аптеку уже после смерти старика. А кстати, что, если поискать на Золотой Горке могилу паненки Югаси?

— Я искал и нашел, — спокойно и просто сказал Ной. — Каменная плита... Почти ушла под землю, в углублениях надписи вырос мох, и кажется, что буквы сделаны зеленым бархатным шнуром. "Цвела роза, не досталась никому, только Господу одному". Больше ничего, ни имени, ни года... А могилы Йозефа я нигде не встретил, хотя и похоронили его не так давно.

— Сейчас не хватает нескольких деталей, чтобы рассказ можно было причислить к рождественским, — отметил Влад. – Стоит, чтобы призрак Йозефа появлялся в углу аптеки в Троицком и толок в призрачной ступе травы... Или чтобы ступка на верхней полке начинала звенеть в день его смерти.

— А на Золотой Горке появлялись две призрачные фигуры, в обнимку и со свечами, — насмешливо сказала Дорота. — Бросьте дурачиться. Говорить о привидениях — накликать беду. Я Ною верю, но — никакой мистики. Был старый аптекарь, выжил из ума, путал сказки и собственную жизнь... Может, с контрабандистами когда связался, или с какими-то нигилистами, вот и заработал шрамы...

— Кто бы мог ожидать от такой утонченной барышни такого реализма! — улыбнулся молодой артист. Дорота бросила на него раздраженный взгляд:

— Есть вещи, которыми не играют, пан. Если бы не людское глупое любопытство, может, не было бы сегодня этого наводнения...

— Ага, панна Дорота делает намеки на какую-то таинственную историю, — оживился пан Белорецкий. — Сделайте милость, юная хозяйка, расскажите.

Дорота немного огорчилась.

— Ну, это не моя история... Это рассказывал отец. И то — чтобы напугать меня, маленькую, чтобы я не капризничала и не задерживалась на дворе дотемна.

— Расскажи, Доротка! — потребовала Зося у подруги, и та, бросив беспокойный взгляд на красавца Влада, который приготовился слушать со своей всегдашней уверенной улыбкой, начала...

Я не знаю, почему люди так любят страшные истории. Конечно, все жаждут чудес. Без веры в чудо душа слепая, словно ночной мотылек. Но очень часто в поиске необычного мы летим, как те бабочки, не к звездам, а на огонек свечи или коптилки... И с тем же печальным результатом, что и для настоящего мотылька. И не надо посмеиваться надо мной — я знаю, что вы и так считаете меня слишком... рассудительной. Что поделаешь? Я росла в семье учителей, где слово "нравственность" звучало чаще, чем слово "праздник". Все знают, что наводнения бывают у нас из-за Плебанской плотины. Построили ее для мельниц... Одна принадлежит Доминиканскому костелу, вторая — архиерейскому дому. И заброшены давно мельницы, но город так и не смог убрать плотину, которая превращает реку в гниющий пруд, так как и костел, и церковь запросили за свое имущество столько, что горожане полвека собирали деньги на выкуп. Но есть и другое объяснение. Ведь когда-то именно мимо этих мест плыла по реке икона Матери Божией Минской... Против течения, из горящего Киева, кинутая в воду татарином. Горожане нашли икону в Троицком, когда утром над берегом появилось сияние. До сих пор святыня хранится в минских храмах, и покровительствует нашему городу, и, даст Бог, будет опекать вечно... Тем более говорят, что нарисована икона рукой самого апостола Луки. Когда-то княгиня Друцкая, очень набожная, заказала для иконы дивный оклад — из серебра, украшенный драгоценными камнями. Можно, конечно, возразить — зачем те ценные оклады, когда для верующего главное не блеск камней, а лик святого, и Богородица не в короне и серебряных ризах, а босиком по земле ходила. Но любая жертва, данная с верой и любовью, не будет отвергнута. Даже нищий жонглер, который, не имея что принести в дар Пресвятой Деве, начал показывать перед ней свое грешное искусство, заслужил от нее аплодисменты — деревянная скульптура ожила. Так, люди всегда надеются на чудо. Надеялись и наши предки, когда к городу приближалось войско татарского темника Менгли-Гирея. Но наши предки знали и то, что надо защищать свою родину до последнего. Накануне по городу прошелся мор, воинов не хватало, и надежд на спасение было меньше, чем воды в печи. Женщины, и мещанки, и шляхтянки, плотно подвязывали волосы белыми платками и делили места на оборонительных валах, дети, даже самые малые, смотрели на них сухими глазами и стаскивали камни в кучи — не для игры, а для защиты. Дым далеких костров, словно хвосты черных лисиц, колыхался возле леса — там остановились враги. Тогда ночью в церкви княгиня Друцкая — то ли по сновидению, то ли напророчил юродивый на паперти, а в такое верили неопровержимо, — с молитвою достала из оклада святой иконы четыре драгоценных камня — изумруд, хризолит, бирюзу и красный карбункул, положила каждый камень в серебряный ларец и послала доверенных людей, чтобы те закопали камни в четырех концах города. Пока те камни будут в земле, никакой враг город не возьмет. Самый ценный и красивый, красный, как рассвет, камень — карбункул — закопали возле Плебанских мельниц... И город на тот раз уцелел — пришла помощь... Правда, затишье длилось недолго. Захватывали наш город русские, шведы, поляки, немцы... Видимо, добрались жадные руки до закопанных святых камней. Но рубин около мельниц оставался... Поэтому и город не исчезал, возрождался снова и снова. Не знаю, каким образом, но о сокровище узнали. И что бы вы думали? Нашлись люди, которые начали его искать! Некоторые из религиозного рвения. Ведь неизвестно было, у которой мельницы святая реликвия: у той, что принадлежала костелу, или у той, что принадлежала православной церкви. А какое это было бы доказательство истинности конфессии! Обе мельницы дружно мололи муку, одна вода крутила их колеса, и никто не делил хлеб на лучший и худший от того, на каких жерновах было смолото зерно... Но люди, пока их не смелет на своих жерновах смерть, делятся и делят, и всегда находят основание для ненависти. Ну а другие, маловерцы, и католики, и православные, смеясь над предрассудками, просто хотели разбогатеть. Копали тайно, украдкой, шныряли у водяных колес, заглядывали в воду, ища серебряный ларец с карбункулом... Но всегда были и те, кто дорожил заветами предков и готов был защищать святое любой ценой. Поэтому не раз поутру воды Свислочи прибивали к берегу мертвое тело с рассеченной мечом головой. И стали говорить, что мельницы — место опасное, что там по ночам орудует нечистая сила, и водяные крутят их колеса, несмотря на святые молитвы. Но о каких мельницах так не говорят? Прошло двести лет с того времени, когда княгиня Друцкая достала из оклада святой иконы четыре камня. На одной из мельниц — никто не помнит, на которой – служил набожный и скромный мельник. Был он силен, как все мельники, так как судьба их — всю жизнь носить тяжелые мешки, и, несмотря на тихий нрав, мог защитить свою мельницу. И дочь его была скромной и благочестивой... Мне бы очень хотелось сказать, что она была красивой, но это не так. Ее глаза были сильно скошены, и дочь мельника, видимо, считала, что судьба ее предрешена так же, как предопределена она у разбитого кувшина... Хотя что такое женская красота? Вот кому-то из венценосцев импонирует тонкий стан, и несчастные девочки с младенчества затягиваются в корсеты, пока не смещаются ребра, и от невозможности полностью вздохнуть красавицы каждый час теряют сознание... Тем самым подтверждая миф, какие они слабенькие и нежные, словно крылышки бабочки... А раньше на протяжении веков имитировали беременность — ведь кому-то из вельможных панов понравилось именно это... Любовница французского короля на прогулке скрепляет прическу кружевной подвязкой от чулок — королю нравится, и вот дамы, друг перед дружкой, громоздят себе на голову башни из кружев, добавляя каркас из проволоки, цветы, чучела птиц... Прическа — на полгода, спать на специальных подушках-подставках, чесалки для головы — гонять "живность", не повреждая прическу.