Леонид Гартунг - Пoрог

Драница смотрит непонимающе. Ему следовало бы обидеться и уйти, но он уже выпил, и уйти не в силах. Наступает то состояние, которое Драница не променял бы ни на что. Сладко кружится голова, и кажется, что весь мир плывет, медленно покачиваясь, и перед ним уже не Степан Парфеныч, а умный, верный друг, человек широчайшей души, и Драница его понимает и любит. И сам он уже не Драница, не сосланный тунеядец, а артист, без радикулита, без пьянства, без больного желудка. И то, что Степан Парфеныч кидает в печь заготовки для рам, теперь это неважно. Важно другое. Он вспоминает жену, не такую, какой она стала теперь, а такую, какой она была в сорок шестом году. Милая была девчонка. Он читал ей стихи, и глаза ее восторженно блестели из-под челки. Драница поднимает палец с ушибленным слезающим ногтем и торжественно произносит:

— Эльсинор! — И смотрит на Степана Парфеныча, проникся ли он? — Эльсинор! — Он наслаждается звучанием этого удивительного слова.

— Брось трепаться, — говорит Степан.

Нет, не поймет он ничего. Никакой он не друг. Драницу охватывает тоска и одиночество, а Степан Парфеныч думает в это время: «Дурак!.. ни дать ни взять — дурак. Засыпешься с ним». Он наливает еще.

— Будешь?

Драница знает, что надо отказаться, и не может. Пьет, затем долго кашляет.

— Подохнешь ты здесь, — говорит Степан Парфеныч. — Ты человек южный. Слабак.

— Не слабак, — возражает Драница.

— Из чужих рук смотришь, значит, слабак.

— Из каких это рук?

— Да хотя бы из моих.

Драница обезоружен. Такого он от Степана Парфеныча не ждал. Он берет рукавицы, собирается уйти. Степан Парфеныч окликает его.

— Ну-ка, на дорожку. А то лезешь в пузырь…

Драница колеблется, потом берет стакан. Степан собирает все с верстака.

— Ты иди вперед, а я следом…

Буран, прижав уши, мечется по двору. Степан Парфеныч за ним с палкой.

Митя кричит:

— Тятя, не надо!

Степан Парфеныч отталкивает его.

Буран бросается к конуре, но вход в конуру заслонен большим березовым поленом. Под крыльцо тоже не попадешь — все позанесло снегом.

Степан Парфеныч кидает в Бурана палкой.

— Не нравится?

Бурану деваться некуда. Он по-волчьи садится на хвост. Оскалился.

— Ага, зубы показал! Ну, куси меня, куси…

В это время во дворе появляется Тоня.

— Степан Парфеныч, что вы делаете?

Степан оглядывается. Черт принес эту учителку!

— Что делаю? Учу…

— Чему?

— Жизни! — усмехается Степан. — Вы учите, и я учу. Перво-наперво, чтоб знал, что человек его главный враг. Чтоб за горло его хватал… Он сейчас кто? Падаль. К кому ни попадя ластится. А я из него собаку сделаю. Волка… На цепь его посажу, чтоб железо грыз.

Неожиданно ловко Степан Парфеныч подскакивает к Бурану и бьет его ладонью по оскаленной морде. Лязг зубов, и Степан Парфеныч уже размахивает рукой.

— Резанул, стерва. Но ничего. Пусть кровь знает. Она скусная.

Он сосет рану, сплевывает красную липкую слюну в снег.

— Ну, теперь держись!

— Тятя, не надо! — кричит Митя.

Степан Парфеныч поднимает палку. Буран кидается под ноги Тоне, ищет у нее защиты. В глазах у него ужас. Тоня виснет на руке у Степана Парфеныча.

— Не смейте!

— Пусти, — вырывает тот руку. Глаза у него совсем белые, безумные. Тоня держит крепко. Вдруг он затихает. Пристально смотрит в глаза учительнице. На губах появляется улыбка.

— Боишься меня?

Тоне эта улыбка не нравится. Она не настоящая. Черт знает, что он может сделать с такой улыбкой.

— Боюсь-не боюсь, а собаку бить не дам.

Митя подбегает к калитке, распахивает ее настежь. Буран, прижав уши, кидается со двора. Тоня отпускает руку Степана Парфеныча. Тот грубо ругается.

— Утек, падла. Но врет, никуда не денется. Жрать захочет, придет.

Он тяжело дышит. Вынимает из кармана очки, все в табачной пыли. Вытирает их пальцами. Со злобой смотрит на Тоню.

— А ты девка цепкая… Только много на себя не бери. Меня учили, и я учить буду. Я и Митьку на цепь. Сырым мясом кормить стану, чтоб клыки выросли. Ну, чего уставилась? Думаешь, я пьяный? Ну и пьяный. Не на твои деньги пью. А Егору скажи — я его не боюсь. Так и скажи, я ему башку отрежу. К стенке встану, а отрежу. Спать ляжет, и отрежу. Пусть он лучше от меня уходит. Подобру…

Степан Парфеныч уходит в дом. Митя стоит посреди двора и не знает, куда деваться. Тоня говорит:

— Пойдем к нам.

За калиткой их восторженно встречает Буран.

Падает чистый, тихий снег. Райка идет домой. Впереди кто-то стоит. Тропинка узкая. Им не разминуться.