Упрямство, подстрекаемое любопытством, пересилило здравый смысл и, спустя час после просьбы о встрече, я стояла у обитой совковым дерматином двери и иступлено давила на звонок.
— А Вы не одна пожаловали, — огорошила с порога ведунья, разглядывая нечто за моей спиной. То ли шлейф греховных мыслей, то ли свиту мелких бесов. Не известно.
Разговор у нас не сложился. Одутловатое лицо гадалки не внушило доверия, а запах из ее норы смыл смрадной волной ожидание чуда. Слова о группе поддержки, притаившейся за моими плечами, показались пьяным бредом и заставили искать пути отступления.
— Иди, и помни, нельзя помочь той, кто собственными руками корежит судьбы и ткет будущее. Слова, что произнесешь в грехе, призовут за собой вечное зло.
— Черт с тобой, обманщица, не желаешь заработать на похмелье, не надо, — бросила я в сердцах, сбегая по лестнице. — Дело не хитрое, сама нашепчу наговор. Сымпровизирую!
Тик так. Тик так.
Мысли уже путаются, не успевают за ускользающими секундами. Сколько их еще осталось? Скорее. Скорее.
Тело стонет от сладкой истомы, от предвкушения болезненной ласки.
Выйдя на балкон, среди яблоневых деревьев различаю мрачный силуэт вашего дома, где уже долгое время никто не зажигал свет. Беспощадная пустота источила его стены, превратила в пыль воспоминания.
Диск луны скользит по глади озера, рассыпается чешуйками по зеркальной ряби, рисует путь.
Стыдливые ивы — плакальщицы склонятся под порывами ветра, полощут ветви в воде, плетут косы с тростником, шелестящим грустную песню.
— Слышишь? Слышу…
— Ждешь? Жду….
Мерцающие лучи ткут знакомый силуэт. Пронизанный серебристым светом, он появляется на мостках, спускается на лунную дорожку и приветливо машет рукой, зовя на прогулку.
Заговоренных слов не вернуть, Ванечка.
Еще несколько кривых строк лягут на тетрадный лист, минутная стрелка завершит круг, и я выйду к тебе.
Забрезжило еще одно воспоминание, становящееся явью.
Твой последний день рождения мы справляли именно здесь, в старом доме на окраине. Ровно год назад.
Непривычная жара спала к закату. Пруд подернулся желанной прохладой, затуманился призрачной дымкой.
…Ветви ив прячут нас от веселящихся гостей, кусты папоротника, укрывают тела, опустившиеся в изнеможении на землю. Пьяные от восторга, мы катаемся по шелковистой траве и безмятежно смеемся, вернувшись в детство.
Чу! Слышишь? Слышу! Тревожно шумят верхушки елей, плачут совы. Трава завивается кольцами, адовым зноем дышит раскаленная земля, из тайных глубин призывая безумие.
Жадные губы мешают дышать, жаркие руки срывают одежду с истосковавшихся в разлуке тел.
Залитые счастьем глаза поглощает бездна, поднявшаяся со дна озера.
Рука твоя привычно ласкает грудь, а язык кружит, выводя на коже затейливый узор. Но стоит зубам нежно прикусить сосок, а возбужденной плоти вырваться из рук в поиске лона, я в сотый раз проклинаю небеса, неволившие нас отступиться. Я вновь и вновь продаю душу за бисеринки пота, дрожащие среди лопаток и стекающие мне на ладони. Соглашаюсь гореть в аду за любование пляской змей, вытатуированных на спине. В тот момент, когда раскаленные страстью тела смыкаются в ритмичном блаженстве, с уст срываются слова:
— Восславлю вечность, ибо мы с тобой…
— Одной крови, — неожиданно добавляешь ты, оставляя на моих губах печать волшебства.
— Куда ты — туда и я… — откликается проклятая душа.
— Где я, там и ты, — клянется вторая.
Ожили чернильные гады на твоей спине, шипя и посвистывая, ползут по плечам. Качают острыми головками, посверкивают изумрудами. Спускаются в траву, таятся в ожидании, когда из сердца влюбленной и падшей появится росток, просыпающийся единожды в чудесную ночь.
В миг наивысшего упоения, вместе со стонами вожделенной радости вырывается из груди моей сноп света, освещающий папоротниковые заросли. Затихает лес, наслаждаясь чудом, умолкает грустная песнь тростника, покрывается изморозью водная гладь.
На краткий миг останавливается время. Но стоило погаснуть сказочному свету, оно начинает обратный отсчет. И так всегда…
Тик так… Напрасны надежды, недолго забвение.
Тебя не станет несколько недель спустя. Мокрый асфальт или мой звонок на мобильный? Два мрачных джокера — палача, с блеском завершили нелепую партию.
Я убила тебя или виной слепой фатум? Отвлекшись на разговор, ты забыл снизить скорость. Нежные слова прервались отчаянным криком, до сих пор звенящим в ушах.
Читать дальше