Елена Граменицкая: Спасибо за Вечность

— Привет, Веницкая!

Тихий голос, раздавшийся за спиной, заставил женщину затаить дыхание. Первая миллисекунда ушла на процесс опознания, на пороге второй сердце, замедлив темп, ухнуло под ноги и понеслось испуганной рысью. Задрожавшие и в миг вспотевшие руки выронили пакет, полный мандаринов, позволив оранжевым плодам разбежаться по полу фруктового отдела, куда глаза глядят.

Подобное фамильярное обращение было присуще ее хамоватым одноклассникам и еще одному человеку, встреча с которым вышла за рамки простого случая. По прошествии лет стала так же возможна, как столкновение параллельных реальностей на ближайшем перекрестке. И вдруг великая теория Ферма сдалась, предложила лазейку-парадокс. С чего бы?

Обернувшись на голос, боясь встретиться глазами с неизбежностью, женщина незлобиво поправила:

— Меня зовут Лера.

— Я помню, — Денис просиял и, подобрав полы пальто, присел на корточки рядом, собирая цитрусовые. Она не увидела его улыбку, почувствовала по дрогнувшему голосу и мягкому, бархатистому окончанию. Такому знакомому.

Нелепее ситуации представить сложно.

Не встречаться целую вечность, бесконечных десять лет, проживая в соседних кварталах, чтобы столкнуться в продуктовом магазине на другом конце Москвы. И, мешая друг другу, ползать по полу, выуживая юркие плоды из-под фруктовых прилавков.

Временная передышка, простые движения позволили Валерии подавить нарастающую панику, заодно просчитать возможные пути отступления и пристроить на лице равнодушную маску, чтобы через мгновение ее бесславно сорвать.

— Я очень рад тебя видеть, — шепнул он, не оставляя шанса ни на импровизированный цирк, ни на готовящийся побег. Встал, потянув Леру за собой, шагнул ближе, обнял, как прежде, нежно и доверчиво. Словно расстались вчера, словно между ними еще не пролегла пропасть, наполненная до краев болью и раскаянием.

Прижался, скользнув щекой по светлым растрепанным от осенней непогоды волосам, не обращая внимания на косые взгляды и вздохи любопытных старух, на скабрезные ухмылки недорослей.

Лера обмерла. Колючий ком, застрявший в горле, не давал сглотнуть, а предательские слезы, окропив щеки, сползли тонкими ручейками на подбородок.

Припав к телу мужчины, растерявшись, она совершила первую ошибку — вспомнила о дыхании и сразу ощутила знакомый букет, запах чистой кожи, удобренный каплей терпкого хвойного одеколона и вишневыми нотками табака. Забывшись, вновь пережила мгновение, имевшее странное свойство оборачиваться вечностью. Пронзительно яркую, отпечатавшуюся на сетчатке глаза, вспышку абсолютного счастья, высветившую тьму коридоров, где притаились хнычущие от обиды призраки и горестные воспоминания. Она прожила плавящуюся на запорошенных пеплом углях секунду, казавшуюся бесконечной — доказательство нелепой временной относительности.

Усевшись на пороге самолично воздвигнутого ледяного дворца, Лера с маниакальным упорством и сноровкой, собрала из осколков разбитого зеркала слово Вечность. Как и тогда, десять лет назад, впервые прижавшись к груди чужого мужа, позволила их сердцам забиться в унисон и увидела слово, пришедшее из сказки.

На пороге второго мгновения и очередного резонирующего удара, вновь сглупила, разрешив себе улыбнуться, робко, неуверенно, а потом зажмуриться, отвергая созерцание обыденности.

Вежливое покашливание пенсионера, остановившегося в двух шагах и пытающегося прорваться к ящикам с фруктами, выдернули ее обратно в реальность.

Вспыхнув от стыда, с усилием вернув лицу утраченную серьезность, Лера пролепетала извинения и спешно освободилась от объятий бывшего возлюбленного. Тяжело дыша, шагнула в сторону, пропуская дедушку к наваленным горой мандаринам.

— Какая странная встреча, неожиданная и радостная. Про себя говорю, — на лице Дениса вновь вспыхнула улыбка, с кровью вырванная из памяти, чудо расчудесное, совращающее с пути истинного необстрелянных девиц и приоткрывшее дверь в сад, полный соблазнов.

Лера смотрела на сердечного друга с восхищением, не произнося ни слова, не опасаясь, что искрящийся восторгом взгляд выдаст ее с головой. Так было всегда. Ничего не изменилось и сейчас.

Гроша ломанного не стоили холодные и равнодушные маски, что цеплялись в первые месяцы их знакомства. Какова цена безразличию, когда под ним жадно горят глаза, дрожат и обветриваются искусанные в кровь губы? В груди бьется невпопад сердце, трепещет, словно пойманный в силок птенец. Оно — глупое заходится от подавляемого желания поскорее пасть в грех, растаять воском в руках преступно красивого сластолюбца, обволакивающего паточным взглядом и сажающего на цепь, сотканную из изящных колечек сигаретного дыма.