Виктория Хислоп - Восход

– Чушь какая-то! – возмущался он. – Если нельзя принимать участие в крупных турнирах, какой тогда, к чертям, толк в занятиях спортом?!

Он находил жизнь за колючей проволокой гнетущей. Для такого молодого парня, как Хусейн, это было все равно что вытянуть руки и чувствовать, как они упираются в стену. Ему хотелось колотить по этим стенам до тех пор, пока они не рухнут.

Однажды Мехмет, вернувшись из школы, огорошил мать вопросом:

– Мама, помнишь наших друзей из отеля? Я их теперь должен ненавидеть?

Эмин объяснила Мехмету, что он вовсе не должен этого делать, но поняла, что тесная дружба с греками-киприотами начинает стираться из памяти ее младшего сына. И она впервые задумалась о том, чтобы покинуть Кипр. А когда на севере острова начали воздвигать все больше памятников победе и менять названия улиц и учреждений, а все прибывающие переселенцы из Турции привозили с собой свои обычаи и традиции, Эмин стала настаивать на отъезде. Она разлюбила страну, в которой родилась, а поговорив об этом с Халитом, поняла, что муж чувствует то же самое. Единственное, что удерживало их, – это то, что Али так и не вернулся.

– Он пропал, и не имеет значения, где мы – здесь или где-то еще, – говорил Халит. – Если Али вернется, то найдет нас.

Они были знакомы со многими турками-киприотами, которые перебрались в Лондон. Жизнь там не была легкой, но для тех, кто не боялся труда, возможностей открывалось много. Через несколько месяцев, запасшись адресами знакомых, которые ранее поступили так же, Ёзканы купили билеты в одну сторону и уехали. Расставаться с домом, который, по сути, не был их, было нетрудно, но прощаться с островом было тяжело.

В Лондоне Хусейн легко нашел работу в ресторанном бизнесе и вскоре стал менеджером.

Водное поло осталось лишь в памяти, но он по-прежнему любил спорт и играл в волейбол по воскресеньям. А в остальные дни недели приходилось работать по восемнадцать часов. Хусейн купил подержанный «форд-капри», и Мехмет обожал, когда старший брат подвозил его до школы.

После переезда в Лондон Хусейна преследовала одна мысль.

Однажды утром он отпросился с работы и отправился в Хаттон-Гарден, где располагались ювелирные магазины. Там не нашлось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бриллиантовое ожерелье, каким он его помнил. Тогда он прошелся по Бонд-стрит и в одной витрине увидел нечто подобное, но цена не была указана. Швейцар в униформе охранял вход.

Когда Хусейн вошел в магазин, человек в костюме вежливо поинтересовался, чем может ему помочь.

Набравшись смелости – в конце концов, он приехал на приличном автомобиле, жаль, что припарковал его за углом, – Хусейн сказал, что его интересует колье.

– Первоклассное качество. – Продавец бережно выложил нить из голубых бриллиантов на бархатный лоток пурпурного цвета, прекрасно понимая, что этот посетитель украшение не купит. – Оно стоит около тридцати тысяч фунтов.

Бриллианты были приблизительно такого же цвета и размера, как те, которые помнил Хусейн. По крайней мере, теперь он знал цену.

Они все скучали по Кипру. Воспоминания о некогда прекрасной жизни жили в сердцах. Напоенный ароматом цветов воздух, сладостный вкус апельсинов… Этого ничто никогда не заменит.

В Хакни, районе, поблизости от которого жили и Георгиу, и Ёзканы, был местный центр, где собирались бывшие киприоты.

Мария узнала об этом центре и подумала, что матери было бы интересно там побывать. Однажды днем она привезла ее туда.

Ирини вошла в продуваемый сквозняками зал, заставленный столами и стульями. Увидела знакомые лица и замерла, услышав знакомую смесь греческого и турецкого.

В углу Эмин с Халитом пили кофе. Вдруг что-то привлекло внимание Эмин.

– Халит, посмотри! – Она тронула мужа за руку. – На вон тех женщин, которые только что вошли…

– Каких женщин? – Зрение у Халита ухудшилось.

Но Эмин уже бросилась к входной двери, лавируя между столиками и спотыкаясь от спешки. По ее лицу струились слезы.

Мария ахнула и, схватив мать за руку, бережно повернула ее в сторону подруги.

Ирини и Эмин долго не выпускали друг друга из объятий. Потом сели и рассказали друг другу, как жили после того, как расстались.

Поделились и грустными событиями. Ирини сказала, что Василис умер. Халит наклонил голову, пытаясь скрыть нахлынувшие чувства. Привычный стук четок стих. Он всегда был немногословен и сейчас тоже не проронил ни слова.

– Мне ужасно жаль. Тебе, наверное, так его недостает, – сказала Эмин со слезами на глазах.