Ксения Спынь - Идол

Андрей пробежал глазами несколько строк вверху листа, задумался.

— Гм… Пожалуй, ты права. Но, подожди, как бы тут переправить?

Он присел на корточки около стола, взял у Нины перо, несколько минут в задумчивости пожевал его кончик, после чего застрочил на листе слова, то и дело зачёркивая и строча вновь. Нина откинулась на спинку стула и следила, как движется рука с пером и как в свете фонаря золотятся волосы, упавшие на лоб.

— Вот теперь, кажется, лучше, — Андрей, наконец, закончил и поднялся. Нина перечитала обновлённые строки, кивнула.

— Да. То, что надо.

Она снова взяла перо, подвела его к тому месту, где кончались строчки и начиналась нетронутая белизна бумаги, и рука её застыла. Кончик пера завис в сантиметре от последней точки.

— А вот у меня что-то не выходит сегодня, — тихо призналась Нина.

— Совсем?

Она пожала плечами:

— Только несколько строчек, и все корявые до безобразия. Ты только взгляни: это же невозможно читать.

Андрей с минуту просматривал то, что было написано внизу листа, затем выпрямился.

— Ничего, это можно переправить. Сейчас сделаем перерыв, соберёмся с силами, и дальше пойдёт лучше. Заодно продумаем пока весь сюжет ещё раз.

— Да, нам стоит очертить концепцию. По-моему, наши трудности в том, что закончились идеи. — Нина поднялась со стула. — Я варю кофе. Ты будешь?

— Угу.

Таинственная тишина ночи обволакивала всё вокруг. Её не потревожило даже гудение кофеварки, звук гармонично влился в чуть шевелящиеся тени и затонул в них. Иногда тут и там пробегали призрачные огни — свеча ли в фонарике, переливающиеся ли в темноте стёкла и зеркала, отблеск ли с улицы. Андрей ещё раз взглянул на рукопись, отошёл от стола.

— Значит, что у нас получается, — он полуприсел на подоконник и устремил взгляд в пустой потолок (чтоб удобнее было мысленно вращать образами). — Одна и та же фигура через века, на каждом витке действие повторяется. Три акта с одним и тем же сюжетом, с теми же лицами…

— Три мало, — Нина быстро подняла глаза, оторвавшись от кофеварки. — Думаю, хотя бы пять или семь.

— Хорошо, вставим. Плюс вступление и заключение. Они у нас есть, но, по-моему, пафосность стоит уменьшить. Что дальше? Дальше витки. Это как спираль — они похожи, отличается только антураж. В общем, на каждом витке происходит примерно следующее: приходит Он, или нет, выходит, поднимается из масс и становится выше всех. Им восхищаются… потому что Он как бы свой. Даже если изначально был выше, Он снисходит к простым и малым, и все в полном восторге. Ему хочется жать руку, про Него хочется крикнуть: «Молодца! Наш человек!» — Андрей взмахнул сжатой в кулак кистью, показывая, как именно им хочется это сделать. — Ему отдают свою волю, потому что им самим она больше не нужна: зачем, если есть… Такой. Такой! И он забирает у них волю. А потом делает всё, что хочет. А они… они молчат и не смеют пикнуть в ответ. Потому что он бог. Они сами его обожествили. И теперь могут только молчать, потому что боятся.

— И любят, — вставила Нина, разливая кофе по чашкам.

— И любят, — повторил Андрей. Он помолчал, задумавшись, поперебирал пальцами в воздухе, будто что-то прикидывая.

— И один и тот же человек каждый раз подчиняет себе всю страну, — заключил он.

Нина поставила чашки и сосредоточенно всмотрелась в пространство.

— В том-то и дело, что люди это разные, — сказала она. — Роль одна и та же.

— Ну, это понятно. Конечно, если говорить о реальности, то это разные люди, — Андрей привстал. — Но если мы переводим течение истории в аллегорическую форму, так сказать, делаем слепок времён, не лучше ли будет поставить в центр единственного персонажа?

— Я так не думаю, — ответила Нина.

— Ладно… — Андрей снова присел, мельком оглянулся на окно. — С этим надо будет разобраться.

Нина принесла ему кофе и сама также прислонилась к подоконнику со своей чашкой в руках.

Тишина теперь не нарушалась ничем. Глубокое молчание с отдалёнными ночными шелестами — вот и всё, что заполняло комнату. А ещё аромат кофе, вдыхаемый вдвоём.

Поэтому шум мотора почти под окном достиг слуха сразу же. Андрей снова оглянулся на окно, за которым едва-едва можно было различить несколько одиноких фонарей, и с минуту всматривался во мрак.

— Кажется, это за нами.

— М-м-м? Правда? — Нина тоже наклонилась к окну. Сначала они вместе разглядывали что-то по другую сторону стекла, там, внизу, потом их взгляды встретились.

— У нас есть стрихнин, — на всякий случай сказала Нина. — Если хочешь, можно добавить в кофе.